Стремление убивать - Марина Андреевна Юденич

— Или кара Господня, — тихо роняет Вера.

— Или кара. Но как бы там ни было, этот фактор он в расчет не брал. Но куда же тогда собрался после убийства? Бежать? Было бы логично. К тому же не забывайте, что один из его пациентов обвиняется в убийстве и кое-что в его деле заставило тебя, Павел, заинтересоваться личностью Симона. Значит, интерес мог возникнуть и у следствия. И тем не менее на побег не похоже. Рядом с телом не было ни сумки, ни чемодана. Я не криминалист, я всего лишь психолог, но что-то заставляет меня думать, что после убийства он просто неспешно уходил.

— Телефон, — снова очень тихо произносит вдруг Вера.

— Какой телефон?

— На полу валялся телефон. Маленький такой, вроде — мобильный. Я его заметила сразу, как вошла. Еще собаки были там. Я испугалась собак и забыла про телефон.

— Ну, это мало что дает. Хотя если в тот момент он худа-то звонил, установить будет несложно. И все же, Марина, я тебя не понимаю. Допустим, ты установила, что после убийства Роберта он никуда не убегал, не собирался скрываться, а просто спокойно уходил. Что это дает? Каков вывод?

— Ответственности за это убийстзо он не боялся. Более того, был готов к такому повороту событий, может, даже планировал их заранее.

— Допустим. И что?

— А то, что Роберт, как ты говоришь, был подопытным кроликом. Но кролик вдруг обрел память. И заговорил. И кое-кто стал любопытствовать. Пусть для начала он это любопытство удовлетворил, но, как говорится, лиха беда начало… Понимаешь?

— Суть эксперимента? В ней все дело?

— Похоже. Вспомни, с чего все, собственно, началось? Твой подзащитный стал рассказывать о каких-то экспериментах. На первый взгляд ничего предосудительного я в них не нашла. Но теперь… Стоит разобраться как следует, что за тренинги проходили в этом чертовом доме? Кто в них участвовал?

— Это можно будет выяснить. Думаю, сумею получить разрешение на встречу моего подзащитного с психологом, то есть — с тобой. Но тот все время твердит, что, помимо него, участников эксперимента… Хм, странно, он же все время употреблял именно это слово — «эксперимент». Но я только сейчас… Странно.

— Ничего странного. Ситуационная память.

— Понятно. Так вот, мой клиент говорит еще о троих участниках эксперимента. Это две женщины и один мужчина. Но Роберта среди них не было, это точно. Те — народ респектабельный, элита. К тому же они относительно молоды.

— Да, это, пожалуй, самый неразрешимый вопрос. Что же все-таки он творил с Робертом? Вера, вы совершенно уверены, что не сможете точно вспомнить, что говорил по этому поводу Роберт?

— Нет. Я мучительно пытаюсь. Все это время пытаюсь. Нет! И ведь это невероятно, из-за этих опытов я так переполошилась… И подняла шум… Но… ничего толком объяснить не могу. Я ведь уже говорила, Роберт об этом рассказывал особенно пугано. Какие-то обрывочные фразы. Отдельные слова. Страшные… Как вам это объяснить? Слова как слова, не очень приятные, конечно, но он произносил их очень страшно. Понимаете? И повторял бесконечное множество раз. «Мучает… Он мучает ее… Она не хочет, но он заставляет… Больно. Ей больно. Снова щипцы». И еще что-то, все в этом же духе. А когда я пыталась уточнить, переспрашивала… он начинал плакать. Ну как я могла пытать его дальше?

— Конечно, не могли. Успокойтесь, Вера. Да если бы вы и стали расспрашивать дальше, ничего большего он бы не сказал. Тут нужен был профессионал… Профессионал…

Профессионал…

Стоп!

Меня бросает в жар от неожиданной мысли.

Господь всемогущий, за что Ты отнял у меня разум, да еще в такой ответственный момент, и так долго не возвращал его, мое сокровище?

Что я тут рассуждала про логику поступков? Какие приводила суждения?

Профессионал! Любой мало-мальски образованный профессионал всегда работает с пациентом под запись.

Сколько километров магнитной пленки промотал мой диктофон за годы практики! Сколько тонн бумаги перевели потом девочки-машинистки, распечатывая содержание этих пленок!

Так неужели же Макс Симон поступал иначе?!

— Паша! Ты гений!

— Я знаю. Но если можно — подробнее.

— Почему ты сказал, что мы всегда успеем позвонить в милицию?

— Опыт, милая, богатый опыт. Похоже, и на этот раз он меня не подвел.

— Не подвел, Пашенька! Еще как не подвел! Мы сможем сейчас же вернуться туда?

— Туда-а? Ну, я-то смогу. А вот насчет тебя и Веры… имеются некоторые сомнения.

— Вере — вовсе не обязательно. А мне — просто необходимо.

— Я пойду с вами!

— Хорошо, мужественные женщины. Но может, скажешь сначала, что мы там забыли?

— Пленки! Макс Симон, как и все психологи… Можно было не продолжать.

Паша на бегу натягивал куртку.

За все в этой жизни приходится платить. Неприятная в своей назидательности и жестокая в неотвратимости максима однажды воплотилась в моей жизни так наглядно и показательно сурово, что и поныне бессильная ярость сводит скулы и злыми слезами набухают веки, как только вспомню тот ясный день и узкую дорогу, по которой гнал Паша свой мощный джип.

Нас несколько раз опасно занесло на повороте.

Заснеженные ветки кустарников и лохматые лапы маленьких елок возмущенно хлестали блестящие бока машины.

Фонтаны снега летели из-под колес.

Все было напрасно!

Уже знакомые, мелькали за окнами машины нарядные заборы, но уютный поселок не дышал более покоем и тихой святочной радостью.

Девственный покров дороги попран был бесцеремонным вторжением не одной и даже не двух, а целого стада машин, промчавшихся здесь перед нами.

Скопление их я замечаю сразу же, едва мы влетаем на финишную прямую, тот отрезок пути, что упирается непосредственно в пределы черного леса. Именно там канареечно-желтым, красным и угольно-черным стадом разбрелись на белом снегу машины.

Еще теплится в душе надежда.

Павел — известный, маститый, обаятельный, щедрый — договорится с милицией, убедят следователя.

Мне дадут пленки Макса Симона.

Разумеется, не насовсем.

И даже не надолго.

Достаточно будет получаса. Возможно, я управлюсь гораздо быстрее, ведь точно знаю, что именно следует искать.

Но и этот последний, призрачный шанс отбирает у меня судьба.

Высоко над ажурными кронами деревьев, задевая даже верхушки корабельных сосен, тех, что, в гордыне своей, дерзают подпирать небо, возносится в прозрачное поднебесье клубящийся столб черного дыма.

Страшные оранжевые всполохи живого огня расцвечивают его основание и, возвещая о жуткой своей тризне, сотнями мерцающих искр уносятся ввысь.

ПРЕВРАТНОСТИ СУДЬБЫ

А как иначе?

Как иначе назвать все происшедшее, начиная с тех горьких минут жестокого разочарования, которые довелось пережить