Приговор окончательный! - Сергей Григорьевич Алтухов

— Слышал, слышал, — Доронин примиряюще поднял руки. — И поэтому я полностью на твоей стороне. За правое дело, Леня, надо бороться, невзирая на лица, — с этой стороны ты безупречен. Но! — Доронин снова принялся ходить от стола к окну. — Ты ведь знаешь, я долгое время работал в суде. И уж кому-кому, а мне-то хорошо известно, что влиятельные друзья Василия Ивановича по окончании следствия найдут самых опытных, изощренных в своем искусстве, адвокатов. В ходе судебного заседания они будут отбивать каждую сотню, да что сотню — каждый рубль, вмененный в вину Боровцу. Будут выставлять на первый план пусть даже самые малые уязвимые места в расследовании. А такие бывают — не тебе объяснять.

— Бывают, — озабоченно насупился капитан.

— Так вот и давай, старайся, — Доронин остановился напротив, — свести на нет претензии к следствию. Это будет нам самым надежным щитом от любых претензий всевозможных доброхотов Боровца. И этого, кстати, требует от нас та самая социалистическая законность, о соблюдении которой мы так часто и горячо говорим на собраниях.

— Да я и так, вроде, делаю все, как надо, — Леонид Тимофеевич зашуршал страницами дела. — И по рацпредложению Боровец в конце концов сам сознался, и по пенсии.

— А на суде возьмет, да от всего откажется, — прищурился Доронин. — «Следователь, — скажет, — вынудил». Ты же не новичок, сталкивался с подобными вывертами. Ведь по закону обвиняемый имеет право менять показания.

— Ну по рацпредложению у меня подтверждают хищение еще заврембазой и шофер, а по пенсии — картотека красноярского спецучастка, его сотрудники и графическая экспертиза.

— И все же, разыщи начальника ташкентского участка Еликова. Пусть подтвердит, что делал запись в трудовой жены Боровца, и закрепи его показания сравнительной экспертизой.

Майор медленно перелистывал записи проведенных допросов.

— И по рацпредложению — охвати всех, кто мог иметь к этому отношение. Рабочих в этой самой Ухте, где дорогу должны были намораживать, прорабов.

— Обижаете, Михаил Афанасьевич, вот они, эти показания. — Пантюхов достал тоненькую папку. — Не успел пока еще подшить. Ребята из ОБХСС по моей просьбе уже в Заполярье с кем надо побеседовали. Никто в Ухте ничего не намораживал.

— Четко сработано, — похвалил майор Пантюхова. — Ну давай спланируем ближайшие наши действия. Чем думаешь заняться?

Леонид Тимофеевич достал чистый лист бумаги:

— Пока наметил два основных направления поиска, — он начертил две жирных линии. — Первое — проверить достоверность внедрения крупных рацпредложений, принятых БРИЗом за период правления Боровца. И второе, — капитан, будто советуясь, взглянул на склонившегося над листом начальника следственной части, — хочу покопаться в финансовых документах за этот же срок. Просмотреть наряды, почтовые переводы и так далее. По первому направлению поиска сигналом служит то, с чего все началось — крупное фиктивное рацпредложение. А по второму, — капитан потянулся к подоконнику и отдернул штору, — по второму тоже есть основания. Коли Боровец давал указания выписывать наряды на жену, то кто ему мешал распорядиться и еще кого-нибудь таким способом облагодетельствовать? Да и бензопилу родственникам за счет управления пожертвовал — тоже примечательный факт.

Увидев, что майор его с интересом слушает, Пантюхов тут же добавил:

— Кстати, по рацпредложениям. Первичную приброску я уже сделал.

— И каков результат? — живо откликнулся Михаил Афанасьевич.

— Результат... — Пантюхов, отодвинув ящик письменного стола, достал несколько исписанных размашистым крупным почерком листов бумаги. — Одиннадцать рацпредложений заслуживают изучения в первую очередь. Вознаграждение по каждому свыше тысячи рублей. И фамилия одна привлекает внимание, — капитан отчеркнул карандашом нужное место. — Некто Буянов — начальник ПТО спецмонтажного управления. Прямо-таки талант у человека при Боровце пробился. Клепает рационализаторские одно за другим, едва из кабинета до участка доехав, и даже прорабов тамошних в соавторы не берет.

— Неплохо, неплохо, а почему еще не допросил его? — с укором произнес майор.

— Так, Михаил Афанасьевич, — Пантюхов, не закуривая, размял пальцами сигарету, — сами же наставляли: что толку без подготовки допрашивать. На местах надо побывать. А они по всему Советскому Союзу разбросаны. И со специалистами посоветоваться, — я же не строитель. Начинаю осаду по мере сил, — капитан смял сигарету и бросил ее в корзину. — Вот с нарядами, квитанциями, багажными ведомостями и прочими бумажно-отчетными документами, хоть их и море и тоже поездить придется, думаю, поскорее кончик потянется. Здесь больших консультаций не требуется: видели указанного в наряде человека на работе, значит — порядок, не видели, опять же ясно — подсадная утка Боровца. А уж кого и зачем подсаживал — это выясним.

— Что же... — майор одернул китель, — план серьезный. Но работка тут, — он взялся за голову, — адова! Какие груды бумаги надо перелопатить, встретиться с людьми. И если пойдет улов — тебе одному не справиться.

— Если пойдет, у вас помощников попрошу, — улыбнулся капитан.

— Просить — дело нехитрое, — Михаил Афанасьевич сложил руки за спиной. — А где их взять — помощников? У каждого следователя своих забот — повыше головы. Ну да ладно — не будем наперед загадывать — каша заварена, и ее хочешь — не хочешь, надо расхлебывать.

Михаил Афанасьевич уже перешел в свой кабинет, он находился как раз напротив комнаты Пантюхова, а капитан все еще осмысливал разговор.

Как ни крути, а ему повезло с начальником следственной части. Будь на его месте подполковник Ярцев, Леонид Тимофеевич, наверное, давно бы подал рапорт о переводе.

Ярцев недолюбливал Пантюхова за особую, порой, может, и излишнюю дотошность при расследовании. На отделе нераскрытые дела висят, следователей наперечет, а капитан все добивает малейшие детали старых эпизодов. Откапывает все новые фрагменты какого-нибудь и так сверх меры просроченного дела. А Ярцеву потом отдувайся перед руководством. Разъясняй, что, мол, все делается, как положено, только вот со временем следствия — неувязка.

Пантюхов свое кредо — преступление должно быть раскрыто целиком и полностью, несмотря ни на что, — как бетонный забор, ставил перед подполковником. Но начальнику ведь небезразлично, какое место займет отдел в соцсоревновании и каков процент раскрываемости. Так что щепетильность Пантюхова была Ярцеву что кость в горле.

Нет, с Ярцевым Пантюхову не сработаться ни за что. Другое дело, Михаил Афанасьевич: этот все понимал и практически никогда не ставил себя над следствием. Но всегда был рядом. В одной упряжке. Его тоже, конечно, интересовали