Красная Москва - Валерий Георгиевич Шарапов

— Есть, конечно. Но они хранятся в центральном архиве наградного отдела. Не здесь.

— Можете запросить?

Семенов задумался, покрутил в руках карандаш.

— Могу, но это дело хлопотное. Сначала нужно написать официальный запрос, обосновать необходимость. Потом запрос пойдет по инстанциям — сначала в городской военкомат, потом в архив. Там его будут рассматривать, проверять полномочия.

— Сколько времени это займет?

— Месяц, а то и больше. Может, даже два месяца. Архивы большие, сотрудников мало. Да и проверки всякие.

— Так долго! — расстроился Никитин.

— А вы как думали? Это государственные награды, секретная информация. Просто так ее не выдают.

— Но дело срочное. Идет расследование убийств.

— Тогда подавайте официальный запрос через прокуратуру. Может, по особому каналу быстрее пойдет.

Никитин кивнул, хотя понимал, что ни за что не подаст официальный запрос. Тотчас посыплются встречные вопросы: почему именно этот номер? А где Никитин этот номер видел? А откуда орден у гражданки Красновой Варвары… и понеслась! Да и времени у него нет — банда действовала активно, и каждый день промедления мог стоить новых жизней.

— Василий Петрович, — сказал он, — а неофициально никак нельзя? У вас же есть связи в наградном отделе?

— Связи есть, — осторожно ответил военком. — Но за такую просьбу могут и по шапке дать. Наградные дела — это святое.

— Понимаю. Но может, просто навести справки? Узнать хотя бы примерные данные?

Семенов помолчал, барабаня пальцами по столу.

— Ладно, — сказал он наконец. — Попробую через старого приятеля. Он в архиве работает. Но не обещаю ничего. И если что — мы с вами не договаривались.

— Конечно. Когда можете узнать?

— Дней через десять. Может, быстрее, если повезет.

— Спасибо, Василий Петрович. Очень выручите.

— Да не за что. Служба есть служба.

Никитин записал номер ордена на листочке и передал военкому.

— Вот номер. И еще — если можно, узнайте не только фамилию награжденного, но и обстоятельства награждения. За что дали орден, в каком году, в каком подразделении служил.

— Постараюсь. Но это уже совсем сложно. Такие подробности могут и не дать.

— Понимаю. Что получится, то получится.

Выходя из военкомата, Никитин чувствовал себя неуютно. Десять дней ожидания — это очень долго. За это время могло произойти что угодно. Но другого выхода не было. Никитин мог только ждать и надеяться, что военком сдержит слово и поможет раскрыть тайну ордена из сумочки Варвары.

Глава 16

Фронтовые раны

Никитин решил проведать Семена Марковича Левина, который так храбро согласился стать приманкой для банды. После той ночной перестрелки бывший завскладом исчез из его поля зрения, а между тем именно он подвергся наибольшему риску.

Дача Левина встретила Никитина тишиной. Он постучал в дверь, но ответа не последовало. Попробовал еще раз — громче.

— Кто там? — послышался слабый голос.

— Никитин. Следователь.

— Аркадий Петрович? Заходите, дверь не заперта.

Никитин вошел в домик и увидел Левина лежащим на диване. Он был бледен, лицо покрыто потом, левая рука забинтована.

— Что случилось, Семен Маркович?

— Да рука воспалилась, — простонал Левин. — Осколки от стекла, видимо, не все вытащили. Жар поднялся.

Никитин подошел ближе. Повязка на руке была красной от просочившейся крови. Одновременно он украдкой оглядел кухню, где произошло покушение. В окне зияла дыра от пули, заклеенная газетой.

— Врача вызывали?

— Да какой врач на дачах? Сам перевязываю, йодом мажу.

— Это не дело. Нужно в больницу.

— Обойдется. Не впервой. — Левин слабо улыбнулся. — Старые раны тоже дают знать. Как погода меняется, так все болит.

— Фронтовые раны?

— Ага. — Левин неохотно кивнул. — Но об этом не люблю вспоминать.

— Где воевали?

— В разных местах. — Левин отвернулся к стене. — Дело давнее, неприятное.

— Почему неприятное?

— Потому что позор свой помню. В штрафбат попал, Аркадий Петрович. За растрату.

Никитин сел на табуретку рядом с диваном, но взгляд его был прикован к кухне. Мысленно он проводил прямую линию от дыры в окне к столу, где обычно готовил Левин. Расстояние — метров пять, не больше. Для опытного стрелка — легкая мишень.

— Расскажите, если не трудно.

— Да что рассказывать? — Левин тяжело вздохнул. — Глупый был. Вещевой снабженец, форму солдатскую на сторону продавал. Думал, никто не заметит.

— Заметили?

— Еще как. Трибунал, приговор. Могли и расстрелять, но войну учли. В штрафбат отправили — искупать вину кровью.

— Где воевали в штрафбате?

— Под Харьковом. Потом в восточной Белоруссии. Тяжело было, Аркадий Петрович. Очень тяжело.

Никитин кивал, слушая, но одновременно изучал обстановку. Стол стоял точно напротив окна. Если бы стрелок хотел убить Левина, то легко мог это сделать. Но выстрел был предупреждающим — в окно, а не в человека.

— Но вину искупили?

— Полностью. Но радости особой не было. Товарищи погибли, а я остался.

— Семья у вас есть?

— Была невеста. — Левин посмотрел на тумбочку, где стояла фотография в рамке. — Сонечка. Это фото я всю войну носил у сердца.

— Можно взглянуть?

— Конечно.

Никитин взял фотографию. Молодая девушка с темными волосами и большими глазами смотрела на него с довоенной беззаботностью. На обратной стороне была надпись: «Дорогому Семочке Левину от Сонечки Альтерман».

— Красивая девушка, — сказал Никитин, возвращая фотографию на место.

— Была, — грустно ответил Левин. — Из Минска. Еще до войны там познакомились.

— Что с ней случилось?

— Не знаю. Я еще из госпиталя сделал запрос. Потом еще дважды после войны. Безрезультатно.

— Адрес помните?

— Помню. Улица Комсомольская, дом семнадцать. Но дома того нет уже — разбомбили.

— А соседи?

— Находил кое-кого. Говорили, что Сонечку вместе с другими евреями увезли. Кто говорил — в концлагерь, кто — в Германию на работы. Но точно никто не знал.

— Может, выжила?

— Может. Надеюсь. Но следов никаких. Как в воду канула.

Никитин снова посмотрел на дыру в окне. Стрелок стоял где-то в кустах, метрах в двадцати от дома. Хорошая позиция для снайпера.

— Семен Маркович, а тот выстрел — вы точно помните, в какое время он прозвучал?

— Между одиннадцатью и полуночью. Я как раз картошку жарил, стоял у плиты.

— И пуля попала в ладонь?

— Да, слава богу. Если б сантиметров на пять левее — в аккурат пробила бы мне лоб. Я как раз рукой волосы приглаживал, чуб у меня непослушный.

Никитин кивнул.

— А второй выстрел слышали? — неожиданно спросил Никитин.

— Какой второй? — удивился Левин.

— Сосед говорил, что было два выстрела.

— Не помню. Может, и был, но я после первого так перепугался, что только о том и думал, как бы унести ноги.

Никитин поднялся с табуретки. Никакого второго выстрела не было. Про второй выстрел он спросил по привычке, нарочно усложняя