Искатель, 2004 №9 - Владимир Жуков

class="p1">Так вот, веревки бывают разные. А таскать их с собой приходится всегда. Кто применяет для этого бельевые шнуры, кто пеньковые (теперь уже редкие) веревки, а Зубов применял тонкие синтетические бечевки, надранные из транспортерной ленты. Они легкие, тонкие, пластичные и, самое главное, очень прочные. Бечевка толщиной в миллиметр выдерживает нагрузку 150–200 килограммов.

Применение заячьим веревкам различное. Кроме использования по прямому назначению, Косте приходилось привязывать их к лыжам, когда рвались лыжные кожаные ремни. Этими же бечевками связывал сломанное весло. Очень пригодились они, когда оторвалась лямка рюкзака под тяжестью добытого мяса.

Вот и теперь заячьи веревки пришлись в самый раз.

Время идет. Надо уходить. Уносить ноги. Да, действительно, не ноги тебя понесут, а тебе уносить свои ноги с помощью силы воли и матерков. Время вспомнить Маресьева. Надо двигаться, а там будет видно.

Зубов переложил пистолет в правый карман штормовки. Ружье — через шею. Раненую левую руку заложил за отворот штормовки на третью пуговицу. И, упершись стволом карабина в землю, встал.

Первый шаг дался сравнительно легко. Второй, третий. Может, по асфальту и можно идти, но здесь… Как только на неровностях приходилось переносить вес тела на раненую ногу, боль от бедра прыгала вверх. Как будто в ногу и до лопатки мгновенно втыкался раскаленный металлический штырь.

Боль была такой, что свет гас в глазах. Постояв, отдышавшись и уняв боль, Зубов двигался дальше. Десять шагов — перекур, нет, двадцать шагов, нет, пятьдесят. Пройдя первые пятьдесят шагов, остановился.

Перевел дух. Вытер мокрый лоб. Двинулся дальше. Только бы не упасть от потери крови. Вон сколько вытекло. «Два ведра». Когда-то в детстве, еще учась в школе, Зубов строго усвоил, сколько в человеке крови. На соседней улице две женщины выясняли отношения. В результате одна другую ударила ножом. Раненая упала и, жутко визжа на весь район, ползала по асфальту.

Очевидица этого преступления, одноклассница Зубова, рассказывала на следующий день в школе: «Крови было… ведра два». — «Не ври! — сказала другая. — В человеке всего пять литров крови».

С этих пор Зубов строго усвоил, что в человеке около пяти литров крови. Теперь вот сам хоть и не два ведра потерял, но достаточно. А уходить отсюда нужно, и как можно быстрее.

Как выбираться? К дороге выходить нельзя. Могут подъехать или кто-нибудь увидит и наведет на след. Через пионерлагерь есть дорога, но туда тоже нельзя. Если там ждать до завтра рейсовый автобус. А на остановке куча народа. Да и к утру все дороги перекроют. Если уже все въезды и выезды не перекрыты. Сейчас, а может, и утром оцепят район садов и начнут поиски. Ходили бы ноги, по лесу до дома добраться не проблема, ни один патруль не найдет.

Есть еще воинская часть, как бы солдат не подняли. Этих могут по лесу пустить. В распоряжении ночь, за это время надо добраться до города. Завтра с утра увидят место бойни, бросят солдат и собак привезут на след. И со Свердловска вызовут каких-нибудь спецов.

Выходить надо к реке, а там до высоковольтной недалеко. И по ней можно добраться до пригородов. Это километров пятнадцать, в таком состоянии не дойти. Возьмем пример с Маресьева — и вперед. Это единственный способ остаться в живых. Пройдя через такие переделки и оставив кучу трупов, упасть и ждать, когда тебя найдут и пристрелят? Даже если не завалят сразу, за такую кучу трупов все равно вышак. Так что только вперед.

К девяти часам добрался до автодороги. В лесу начало темнеть. Сумерки еще только коснулись соснового бора, это значит — еще минут тридцать-сорок, и в лесу будет темно. Часов до десяти, может, до половины одиннадцатого, стволы деревьев будут различимы, а дальше… Там уже тьма. Придется ковылять на ощупь. От автодороги до реки с километр. Нормальной ходьбы пятнадцать-двадцать минут, но Зубов добирался около часа. Шел прямо, не выбирая дороги, на звук. Где-то на реке был перекат. Это Вороний брод у Пионерских скал. Шум воды слышен далеко. На него Костя и ориентировался.

Выйдя к речке, остановился. Присел на берегу, умылся, напился. Немного освежило. Пригоршней налил воды на шею, за воротник и на грудь. Полегчало. А на груди защипало. Засунув руку под тельняшку, Зубов нащупал что-то липкое. На левой стороне груди рана как глубокая царапина. Еще одна дыра? Не повезло. До дома с таким количеством пробоин не добраться. Но Маресьев с перебитыми ногами полз, зимой. А сейчас осень, тепло и ноги хоть плохо, но ходят. Надо дойти. Должен! Только вот что дальше? А черт с ним. Самое главное дойти, а там уже видно будет.

Вытащил из кармана пистолет, отцепил поводок и бросил в воду. Вслед за ним и запасную обойму, и банку с золотом.

«Бросайте за борт все, что пахнет кровью!» — прав был Высоцкий.

Его афоризмы можно использовать на все случаи жизни, недаром его назвали «Эзопом двадцатого века». Костин дядька, услышав песню Высоцкого «Про козла отпущения», хохотал до слез.

— Ты что? — изумлялись родственники.

— Во дает. Здорово он Брежнева обложил!

— При чем тут Брежнев?

— Так про него песня!

Вот так, вроде и ни при чем тут Высоцкий, а идти легче стало.

Избавился от проклятого золота, из-за которого все неприятности. А может, и смоет вода с него кровь. По крайней мере, хоть новых трупов не будет. Золото — кровь! Может, правда все это?

Поднявшись с трудом, Зубов прошел вдоль реки метров десять и увидел у берега на воде темный предмет. Лодка? Подойдя ближе, рассмотрел два бревна. Плот? Ощупав рукой, определил, что бревна сбиты скобами. Или пацаны делали плот, или рыбаки использовали в качестве мостика.

Сев на бревна боком, Зубов с трудом оттолкнулся стволом карабина и здоровой ногой. Бревна медленно отвалили от берега и, увлекаемые силой течения, поплыли вниз. Глубина на Пышме невелика — где метр, а где и меньше. На перекатах вообще, можно сказать, воробью по колено.

Где сделаны плотины, там доходит и до трех метров.

Сидя на бревне боком, Зубов прикладом карабина работал как веслом. Ноги, опущенные в воду по колено, мешались. Из-за них бревна все норовили повернуть боком. Течение медленное, и Зубову не составляло большого труда удерживать плот на середине.

Ширина реки метров двадцать, кое-где и побольше. Правый берег — высотой с метр, а дальше, метров через сто заливного луга, вверх поднимались скалы. Левый берег, к которому Костя должен был пристать, тоже крутой, но кое-где отлогие скалы спускались прямо к реке.