Искатель, 2004 №6 - Андрей Левицкий

class="p1">На втором этаже, когда Мерсов проходил мимо квартиры с номером «3», дверь слегка приоткрылась, и из темной узкой щели на него посмотрел глаз — внимательный, будто объектив фотоаппарата.

— Здравствуйте, — пробормотал Мерсов.

На третьем этаже — над той дверью, из которой на Мерсова взглянул глаз, — квартира оказалась открытой, и он вошел, понимая, что его ждут, но не понимая, как он понимает то, чего понимать не может.

Вошел, закрыл за собой дверь, включил в прихожей свет — выключатель слева, инстинктивное движение, — прошел в гостиную и увидел наконец хозяина: мужчину лет сорока в домашнем халате и выглядывавших из-под халата шлепанцах на босу ногу. Мужчина был коренаст, с длинными руками, торчавшими из рукавов, будто рачьи клешни, шея была прочной, как тумба, и Мерсов почему-то подумал, что за такую шею человека очень трудно повесить, он даже представил себе на мгновение эту картинку — веревка, свисающая с потолка, раскачивающееся маятником тело, видение исчезло, а лицо у хозяина оказалось очень даже приятным: улыбчивый взгляд ярко-синих глаз, густые брови и шевелюра, рассыпанная в художественном беспорядке.

— И черный человек пришел, когда настало время, — произнес хозяин странную фразу и кивком предложил Мерсову сесть в кожаное кресло у журнального столика.

— По-моему, мы с вами где-то встречались, — сообщил Мерсов, усаживаясь. Ему действительно так показалось, он видел это лицо, точно видел, только не мог вспомнить где и когда — при важных для него обстоятельствах, это точно, но больше в голову ничего не приходило, а хозяин помочь не захотел, ходил по комнате, то и дело наступая на полы халата, механическим движением подергивая их и выставляя босые пятки.

— Вы быстро нашли? — спросил он.

— Я вообще не нашел, — сказал Мерсов, и это была истинная правда.

— Очень хорошо, — оживился хозяин. — Вы уже бывали в Элиноре?

Вопрос прозвучал неожиданно, и Мерсов честно ответил:

— Нет.

— Ага, ага… — забормотал хозяин. — Значит, вы еще не… И я не готов. Рано. Наверно, рано еще…

— Нет, — неожиданно для себя сказал Мерсов. — Не рано. Самое время.

— Вы думаете… — продолжал бормотать хозяин, будто не слушая гостя и не глядя на него, но Мерсов все равно чувствовал, что его пристально изучают, и не только искоса, не только взглядом, но и мыслью, будто третьим глазом. — Вы думаете… Мне казалось, я должен понять это сам…

— Вы просто боитесь поверить, — жестко сказал Мерсов.

— Боюсь, — согласился хозяин, кивнув и наконец-то повернувшись к гостю всем телом, лицом, взглядом. — Я все знаю, все понимаю, но есть вещи выше знания и понимания — простые человеческие инстинкты. Инстинкт самосохранения. Тело не хочет, сопротивляется…

— Но я же остаюсь, — перебил Мерсов. — Что меняется?

— Да, конечно… Вы. Значит, и я. И Жанночка. Это нужно понять. Жанночка очень ко мне привязана. Очень. Как она без меня — с вами? Сможет ли?

— Сможет, — уверенно произнес Мерсов.

— Вы думаете? — Похоже, хозяина устроил бы иной ответ, но Мерсов намерен был придерживаться правды.

— Да, — твердо сказал он.

— А книга? — Хозяин отступил, но продолжал цепляться за последнюю надежду. — Вы сдали ее в издательство, но прошло слишком мало времени… Так быстро книги не…

— Сейчас книги делают очень быстро, — объяснил Мерсов. — Две недели — и тираж готов. Со дня на день книга выйдет. Может, даже завтра.

— Моя книга, — прошептал хозяин.

— Ваша, — согласился Мерсов. — Но теперь моя.

Он хотел спросить о чем-то, вопрос вертелся на языке, но, не будучи прояснен в сознании, не мог стать звуком, Мерсов ощущал неудобство, нервическое беспокойное состояние, не позволявшее ему стоять на месте и, тем более, сидеть в предложенном ему кресле. Он ходил по комнате, и хозяин ходил встречным курсом.

— Что вы знаете? — спрашивал хозяин. — Что вы знаете о себе — там?

— В Элиноре?

— Элинор — слово. Там. Вы понимаете, что я хочу сказать.

Мерсов подумал и ответил:

— Ничего. Но это не имеет значения. Я пойду. Рад был вас увидеть. Встретимся.

— Боюсь, что… Погодите, — хозяин схватил Мерсова за рукав, повернул лицом к себе, впился глазами, будто запоминал, чтобы потом, когда-нибудь, узнать, не ошибиться. — Странно, — сказал он, — странно видеть себя таким, и странно желать самому себе того, что я желаю сейчас вам.

Мерсов высвободил рукав и пошел к выходу. Когда он спускался по лестнице, ему показалось, что дверь в соседскую квартиру чуть приоткрылась и чей-то внимательный глаз посмотрел на него из темноты.

На улице было уже темно, и Мерсов не имел ни малейшего представления о том, куда идти. Закрыв глаза и ощущая себя в темной комнате, выход из которой можно найти лишь случайным интуитивным порывом, Мерсов повернулся вокруг оси и пошел, остро чувствуя неизвестность, ожидая, что сейчас он на что-нибудь наткнется, может, на что-то острое, упадет, и мир исчезнет, мир уже исчез для него, он шел, и ему казалось, что ноги потеряли опору, он перебирал ими в пустоте, летел, ни на что не натыкаясь, он забыл, что можно открыть глаза, зрение было ему не нужно, он плыл и летел, и полз, и совершал еще какие-то движения, а потом понял, что находится дома, в собственной постели. Ему снился странный, дикий, непонятный и неприятный сон о том, что…

О чем?

Ни о чем вроде бы… Сон — и все.

Мерсов повернулся на другой бок и натянул до шеи одеяло.

* * *

— Вот, значит, как было на самом деле, — сказала Жанна. — Ты не оставил Эдику выхода.

— Я лишь сказал, что книга вот-вот выйдет…

— Ты сказал, что настало время.

— Я не понимал, что говорил.

— Сейчас понимаешь?

— И сейчас не понимаю, — сердито сказал Мерсов.

— Не понимаешь… — повторила Жанна. Она сидела на диване, поджав под себя ноги, руки закинула за голову, следила за Мерсовым внимательно и в то же время рассеянно, расслабленно: была с ним и одновременно где-то далеко. Она сочувствовала ему и обвиняла.

— Может быть… — неуверенно произнес Мерсов. — Может быть, я понимаю. Но если понимаю, то почему не могу описать? Сказать словами?

— Как-то, — сказала Жанна, — Эдик заставил меня сесть, как я сижу сейчас, и читал вслух из книги. Индусский мыслитель. Гуру, как их называют. Гуру говорил о том, что знание может быть абсолютно правильным и при этом абсолютно невыразимым. Человек способен познать истину — допустим, о том, как устроена душа и бессмертна ли она на самом деле, — но не может описать эту истину словами. Нет таких слов. Нет — потому что ответ на много порядков более глубок, чем вопрос. Если познание происходит постепенно, шаг за шагом, открытие