Стремление убивать - Марина Андреевна Юденич

загорелому лицу мелкие штрихи-морщинки. Глаза же были ясными: открытыми и проницательными. Случившееся, похоже, действительно сильно его раздосадовало, и он не склонен был рассматривать инцидент как легкое недоразумение.

Дарье же, напротив, поначалу отчего-то показалось, что сосед обставит дело именно так, и она заранее обиделась и возмутилась небрежным к себе отношением.

Наблюдая иную реакцию, она уже не могла сердиться.

— Да, собственно, ничего страшного не произошло… Он не укусил меня. Просто напугал…

— Этого достаточно… Не знаю, что на него нашло?.. Без команды Дюк никогда не подходит к незнакомым людям. Впрочем, к знакомым тоже не подходит. Мистика какая-то. Вы его чем-то сильно расположили к себе… Ей-богу! Но это, разумеется, нисколько не преумаляет нашей вины. — Произнося свой монолог, сосед ловко собрал в аккуратную стопку рассыпавшиеся веером газеты, быстро подхватил укатившийся было зонтик, сложил его, протянул Дарье и оглянулся в поисках других предметов.

— Спасибо, я и сама могла бы… — начала совершенно уже умиротворенная Дарья, но незнакомец вынужден был довольно бесцеремонно ее прервать:

— Дюк!!! — Реакция была запоздалой. Породистая морда собаки немедленно вскинулась на окрик… над пустой коробкой из-под торта. На мокром асфальте не осталось даже следа от того, что еще минуту назад было свежим шоколадным бисквитом. — Что ты себе позволяешь, негодник!..

— Не ругайте, это ведь животное…

— Но клянусь вам, он никогда…

Разговаривая, они вошли в лифт.

— Нет, это никуда не годится, мы оставили вас без десерта.

Седовласый был искренне расстроен, и это несколько примирило Дарью с его барской, как услышалось ей, репликой.

«Десерта! — мысленно передразнила она его с горькой усмешкой. — Вы оставили меня без роскошного ужина, который к тому же должен был компенсировать отсутствие завтрака и обеда!»

Но вслух произнесла только:

— Какие глупости!

— Нет, не глупости! Я немедленно отправлю машину за… Простите, что это было? Я совсем не ем сладкого и ничего в нем не понимаю…

— Оставьте! Я же сказала: ерунда!

— А я, простите, настаиваю на обратном. Ну хорошо, не хотите говорить, что именно съел Дюк, не надо. Скажите только номер вашей квартиры.

— Не скажу!

Ясные глаза глядели с теплым, дружеским укором. И немного иронично.

— Но я же легко узнаю это в службе безопасности…

Дарья назвала номер квартиры.

— Но послушайте, это же на двенадцатом этаже!

— Вас что-то не устраивает?

— Нет, очень даже наоборот, я как раз искал повод с вами познакомиться.

— Вот и познакомились…

— Нет, Бога ради! Дюк в этом не замешан.

— Я надеюсь.

— Дело, видите ли, в том, что мою старшую сестру обуревает желание жить со мной рядом. Я здесь поселился недавно, одним из последних в новом, так сказать, поколении. Словом, все квартиры, как вы, наверное, знаете, давно уже перепроданы… Кроме двух. И я подумывал… Впрочем, допускаю, что вам подобные предложения изрядно надоели. Тогда прошу прошения. И замолкаю.

— Нет. То есть… не очень. Вернее, сначала я на самом деле не хотела отсюда уезжать. Но сейчас… Сестра давно болеет, и мы собираемся объединиться. Так что…

Сказку про больную сестру она, совершенно неожиданно для себя, выдумала буквально на лету. Вероятнее всего, по аналогии с его историей. И получилось вроде бы очень убедительно. Дарья испытала даже давно забытое чувство удовлетворения от удачно выполненного «на вираже» маневра.

Лифт тем временем доставил их на последний этаж.

— Ну вот, — весело заметил незнакомец, — я, кажется, проехал свою остановку.

Он неожиданно молодо, заразительно рассмеялся, и вслед за ним, не удержавшись, засмеялась Дарья. Непритязательное «остановка» странным образом усилило ее расположение к соседу, будто бы сократив оскорбительную для Дарьи Дмитриевны дистанцию между ними. Упомянув традиционное пристанище городского транспорта, он вроде немного спустился со своего Олимпа, давая понять, что атрибуты повседневной жизни обычного горожанина ему не чужды или по крайней мере еще не забыты.

— Ну, слава Богу, вы смеетесь: значит, у нас с Дюком есть надежда на прощение. Если позволите, я еще побеспокою вас минут через десять — пятнадцать: доставлю десерт и тогда уж сформулирую вразумительно свое «квартирное» предложение…

— Да, пожалуйста, только без десерта вполне можно обойтись…

— Нет уж, в должниках ходить не привык.

Двери лифта плавно и почти бесшумно захлопнулись.

Следуя многолетней привычке, едва переступив порог квартиры, Дарья принялась сразу же раскладывать по своим местам в прихожей ключи, зонтик, сумку…

Аккуратно развешивая на плечиках старенький плащ, она неожиданно поймала себя на том, что напевает.

«Старик поближе к огоньку, а пес — поближе к старику, и так сидят они и радуются оба…»

Бог знает сколько уж минуло дней с той поры, когда под тихое гитарное бренчание напевала она эту уютную песенку про старика с его умным псом, таких одиноких в холодном, заснеженном мире!

Сначала Дарья разозлилась:

— Это что еще за сантименты, милочка! Да у этого «одинокого старика» наверняка холеная молодящаяся жена и еще пара длинноногих любовниц-фотомоделей.

Потом она испугалась.

Бог с ними, с холеными женами и юными любовницами. Не влюбилась же она, в конце концов, в этого любезного джентльмена из «новых». Но сейчас он явится со своим — а вернее, с ее — десертом и со своим «квартирным» предложением… И ему, естественно, нужно будет предложить кофе или чай. Ведь в конечном итоге это она, Дарья, в его предложении кровно заинтересована! А из этого с неизбежностью следует, что он войдет в ее квартиру и увидит…

Дарья вдруг разом и каким-то совершенно новым взглядом окинула свое жилье.

Пожелтевшие, местами отклеившиеся от стен обои.

Истоптанный, с черными прогалинами паркет.

Убогая мебель: некогда модная и остродефицитная «стенка», пара кресел и небольшой диван, обитые бледно-сиреневой гобеленовой тканью, теперь заметно выцветшей и потертой.

Грязно-серый сиротский палас.

Давно устаревший «советский» телевизор на ножках.

И еще — запах.

Жилище пропитано устойчивым запахом табака со слабой примесью терпких вульгарных, как вдруг почудилось Дарье, духов. Запах давно и прочно въелся во все и вся.

Само собой разумеется, что Дарья, которая, несмотря на хвори, продолжала нещадно дымить, его не замечала. Однако ж теперь — заметила и ощутила приступ жгучего стыда за то, что жилье ее — ни дать ни взять! — типичная берлога старой холостячки. Причем больной, нишей, всеми забытой и покинутой.

Она заметалась по квартире, судорожно перекладывая вещи с места на место, пытаясь хоть как-то закамуфлировать откровенные приметы нищеты.

Звонок в дверь, прозвучавший с монаршей точностью — ровно через пятнадцать минут, грянул в тишине пустой квартиры как гром небесный — оглушительно и неумолимо.

Незнакомец был облачен в мягкую домашнюю куртку приглушенных тонов и темно-серые шерстяные брюки, воротник светлой