Стремление убивать - Марина Андреевна Юденич

Нет, в то, что Ольга сумела покорить неприступную твердь журфака, я все еще не верила категорически, но… все же поехала на проспект Маркса.

Все там было знакомо до боли: толпа абитуриентов и их родителей, штурмующих храм науки, чей-то восторг, чьи-то слезы…

Я снова, как и несколько лет назад, протиснулась сквозь толпу и стала внимательно изучать длинный список фамилий.

На сей раз я довольно быстро обнаружила то, что искала.

Этого никак не могло быть! Не должна, не могла судьба допустить такой вопиющей несправедливости!! Не было у нее такого права!!!

Я покидала двор университета, ничего не видя перед собой от обиды. Пожалуй, в эти минуты мне было еще хуже, чем в дни собственных провалов.

— Смотрите-ка! «Не вынесла душа поэта»! — Громкая насмешливая реплика вырвалась из гомона толпы и догнала меня уже на людном тротуаре проспекта.

Конечно же, это была Ольга.

И — странное дело! — при первых же звуках ее низкого, мелодичного голоса настроение мое внезапно и самым радикальным образом изменилось.

— Оля! — Я готова была броситься сестре на шею. — Ты… там, в списке! Ты поступила!

Восторг был совершенно искренним. Горечь от вопиющей несправедливости, обида на собственную судьбу мгновенно куда-то улетучились. На смену пришло странное, безудержное ликование. Вышло так, что самая заветная моя мечта сбылась в жизни младшей сестры.

И я… Я торжествовала ее победу.

Торжество, однако, было недолгим.

Об этом немедленно позаботилась его виновница.

— Да что вы говорите?! — издевательски и как-то унизительно-простецки отозвалась она на мой порыв. — А я, дура, ничего не знаю! Слава Богу, сестра умная попалась!

— Оля!

— Я за нее! Ладно, привет, сестрица! Ну что ж, раз пришла, пойдем отметим это дело. Посидим «на уголке». Да, и познакомься, кстати. Это Герман.

Мир постепенно начал обретать реальные черты.

Ольга действительно была не одна.

Спутником ее был щеголеватый молодой человек с длинной, по тогдашней моде, густой шевелюрой, одетый с ног до головы в престижный коттон. Даже на ногах у него были легкие летние туфли из джинсовой ткани.

Последовал короткий рассеянный взгляд, небрежный кивок лохматой головы, и, сочтя ритуал знакомства законченным, плейбой демонстративно отгородился от меня супермодными очками со стеклами «хамелеон».

Сестра — на это я обратила внимание только теперь — тоже была вся затянута в джинсу, и надо сказать, что этот наряд шел ей куда больше вульгарных штанишек. Синяя ткань красиво оттеняла яркие рыжие волосы, свободно распущенные по плечам: Ольга была похожа на героиню вестерна — отчаянную, но соблазнительную девушку с Дикого Запада — и выглядела роскошно даже по взыскательным столичным меркам.

«Уголком» оказался интуристовский ресторан «Националь», большинству москвичей в ту пору недоступный. «Джинсовый» Герман, похоже, был здесь завсегдатаем: величественный и невозмутимый, как английский лорд, метрдотель встретил его с максимальным радушием, на которое, видимо, был способен. Нас усадили за столик у окна, и кавалер удалился в обнимку с метром, обронив на ходу загадочное:

— Мне как всегда…

— Что — как всегда? — простодушно поинтересовалась я у Ольги.

— Коньяк, маслины, судак «орли», ну и так… еще кое-что, по мелочи…

— Я не понимаю…

— Серость! Ест он это… И пьет. Тетерь понимаешь?

— А кто он такой?

— А! Корреспондент ТАСС. Специализируется по Западной Европе. Точнее, по Италии.

— А где ты с ним познакомилась?

— На экзаменах. Он со мной собеседование проводил. Вот с тех пор и собеседуем помаленьку. Квартира у него, между прочим, — отпад, тут рядом, на улице Горького. Живет один: предки в Аргентине. Папашка тоже корреспондент, по всей Латинской Америке. Та-кие дела.

Дела с той поры действительно начали твориться самые фантастические. Однако, как вы понимаете, не со мной.

Мне оставалось только наблюдать за стремительным взлетом и преображением сестры. По части последнего она, надо признать, проявила недюжинные способности.

Через три года «пишущего» Германа сменил «говорящий и показывающий» Евгений, популярный комментатор: Ольга училась в «телевизионной» группе журфака — нужно было протаптывать дорожку к вожделенному голубому экрану.

Вскоре в программах первого канала замелькали ее сюжеты, а на выпускном, пятом, курсе она уже постоянно сотрудничала с популярной молодежной программой, одним из создателей которой стал Евгений.

Потом Евгений вышел в эфир со своей собственной авторской программой, и Ольга стала появляться в кадре еще чаще.

Пять лет, проведенные в Москве, как я уже говорила, преобразили Ольгу самым разительным образом. Исчез безобразный провинциальный говор, а вместе с ним улетучилась привычка браниться и употреблять разные жаргонные словечки. Откуда ни возьмись, а вероятнее всего, из далекого детства — сказалось все же старорежимное бабушкино воспитание, позже решительно отвергнутое! — проявился вкус.

Туалеты Ольги становились все более изысканными.

А внешность…

Очень скоро о ней заговорили как об одной из самых красивых женщин на советском телевидении.

Впрочем, главным все же было не это.

Более всего потрясало меня в сестре умение находить общий язык с людьми самого разного толка.

Причем Ольга не просто договаривалась, она заставляла людей действовать в ее интересах. Немедленно, уже на первой минуте знакомства, притом самым решительным образом.

Она покоряла, очаровывала, убеждала, будила жалость, запугивала, наконец, если другие способы не действовали, но — всегда! настаиваю на этом категорически! — заставляла человека так или иначе работать на себя.

В этом был сокрыт бесспорный, уникальный и неповторимый талант.

Впрочем, поняла это я далеко не сразу. Первые годы восхождения сестры к высотам профессионального и личного — об этом позже! — Олимпа я страдала от зависти и ощущения полного собственного фиаско, еще более сокрушительного на фоне ее блистательных побед.

Сначала Ольга не баловала меня вниманием; виделись мы редко, и о том, как складывается ее карьера, я узнавала из телевизионного эфира и материалов светских хроник, которые в то время уже начали появляться на страницах газет.

Потом, однако, все переменилось. Ольга не только вспомнила обо мне, но и начала вдруг проявлять все более деятельное участие в моей судьбе.

К тому времени я уже закончила институт и не без труда — жизнь всегда складывалась так, что даже малые успехи и радости давались ценой неимоверных страданий: сомнений, переживаний, разочарований и мытарств — устроилась на работу в маленьком подмосковном городишке, более напоминавшем большую грязную деревню. Здесь нашлись скромное место библиотекаря в жутко запущенной и никому, в сущности, не нужной районной библиотеке и крохотная комнатка в общежитии.

Это было все, чем я владела в тридцать пять лет.

Надо ли говорить, что жизнь протекала серо и безрадостно. Однообразные дни скользили по ее унылой поверхности так тихо и незаметно, что порой я всерьез задавалась