Стремление убивать - Марина Андреевна Юденич

сорочки аккуратно — всего на две пуговицы — расстегнут. В руках — прозрачная пластиковая упаковка, сквозь которую проглядывало то самое кондитерское великолепие, остатки которого теперь с умилением созерцала Дарья на своем кухонном столе.

Дарью Дмитриевну неожиданно приятно удивило то обстоятельство, что сосед одет именно так, по-домашнему, но достойно: строго и со вкусом. На подсознательном, разумеется, уровне она ожидала увидеть его в ярком спортивном костюме — униформе для отдыха более или менее состоятельных людей в новой России.

Однако ее ожидал еще более приятный сюрприз: новый знакомец вовсе не рассчитывал ни на чай, ни на кофе. По крайней мере сегодня.

Соблюдая приличия, Дарья неуклюже и без особого энтузиазма все-таки предложила ему войти. Мужчина отказался. Вежливо, но твердо.

— Знаете, я решил, что это не очень удобно. Сначала мы напугали вас до смерти, потом оставили без сладкого, потом навязали знакомство. Если после всего этого ворваться в дом с деловыми разговорами — кажется, будет перебор. Если вы действительно не против обсудить квартирный вопрос, быть может, мы с сестрой заглянем как-нибудь на днях? Скажем, завтра? Чтобы не откладывать в долгий ящик?

— Да, конечно! — Дарья так образовалась возможности хоть как-то приготовиться к приему гостей, что согласилась до неприличия быстро и радости скрыть не смогла. Отчего немедленно смутилась, но благовоспитанный сосед, похоже, этого не заметил.

Он удовлетворенно кивнул головой, обворожительно улыбнулся и отступил было обратно клифту, но вовремя спохватился:

— А десерт-то! Нет, сегодня определенно день какой-то… фантастический. — Он был вроде даже смущен, что никак уж не вязалось с устойчивым образом уверенного в себе «хозяина жизни», но минутная растерянность показалась Дарье Дмитриевне все же искренней и еще более расположила ее к незнакомцу. Впрочем, именно в эту минуту он тоже, как будто спохватившись, решил представиться: — Да, кстати, зовут меня Дмитрием Борисовичем. Простите, что сразу не отрекомендовался.

— Дарья… Дмитриевна. — Заминка была минутной, но он паузу уловил и отреагировал немедленно:

— А лучше просто — Дмитрий.

— Дарья…

Потом она долго и с наслаждением пировала на кухне, позволив себе даже некоторое излишество: съедены были сразу три восхитительно вкусных пирожных.

Воспоминания об этом сейчас согрели Дарью: даже боль в пояснице поутихла.

Она бережно насыпала в турку кофе, определенно намереваясь продолжить вчерашнее пиршество.

Телефонный звонок прозвучал именно в ту минуту, когда желтая шапочка кофейной пены, томно вздохнув, наконец-то медленно поползла вверх…

Оперативники районного управления внутренних дел, вызванные в тихий московский переулок в середине дня, работали добросовестно.

Во-первых, дом, в подъезде которого был обнаружен труп женщины, варварски зарубленной на пороге своей квартиры, населяли довольно серьезные люди: в любую минуту можно было ожидать руководящего вмешательства самых высоких инстанций.

Во-вторых, многие в районном управлении знали эту женщину лично, некоторым из старожилов она вручала комсомольские билеты, почетные грамоты и подписывала всевозможные рекомендации. Когда-то, и, собственно говоря, не так уж и давно, убитая возглавляла районный комитет ВЛКСМ.

И в-третьих, наконец, убийство было слишком уж дерзким и жестоким. Несчастную буквально изрубили на куски ржавым топором, брошенный убийцей на месте преступления в огромной луже крови. Когда оперативная группа прибыла на место преступления, кровь жертвы была еще теплой.

Старания опергруппы, однако, были тщетными.

И вездесущая консьержка, и сотрудники серьезной охранной структуры, дежурившие в подъезде в качестве личной охраны некоторых жильцов, могли сообщить следствию очень немногое. Около девяти часов утра к дверям подъезда подошла высокая худая старуха довольно странного вида: в длинном черном пальто и вязаной черной же шапочке, из-под которой выбивались пряди седых длинных волос. Она нажала кнопку переговорного устройства и коротко с кем-то поговорила, после чего дверь была автоматически открыта кем-то из жильцов. Вид старухи, однако, не внушал доверия, и потому, когда она переступила порог подъезда, консьержка поинтересовалась у ранней визитерши, к кому она направляется.

— К Чернышевой, на двенадцатый этаж, — не поднимая глаз, но довольно внятно ответила старуха и уверенно направилась к лифту.

Охранники все же ненавязчиво проводили ее до самой кабинки лифта и не преминули заметить, на какой этаж в действительности следует странная гостья. Та честно нажала кнопку двенадцатого этажа, и лифт проследовал наверх без остановки.

Обратно старуха не возвращалась.

А через пару часов две молодые женщины, поднявшиеся на площадку верхнего этажа, чтобы оттуда начать ежедневную уборку подъезда, обнаружили дверь в одну из квартир распахнутой.

Обезображенное тело Дарьи Дмитриевны Чернышевой лежало на пороге в луже крови. Здесь же валялось орудие дикого убийства.

Ничего более существенного следствие так и не установило.

ПОД КРЫШЕЙ СТАРОГО ДОМА

ТАТЬЯНА

Ожидание встречи снова было тревожным.

Тревожились и томились гости. Им наркотик странного действа стал уже жизненно необходим, и несколько дней, отделявшие от новой дозы, исполнены были подлинной мукой.

На сей раз, однако, томились не только они.

Тревога обуяла также и многомудрого доктора — странного хозяина старого дома. Закончена была очередная стадия дерзкого, почти безумного эксперимента, он оказался на пороге двух самых сложных, заключительных этапов и, откровенно говоря, был несколько растерян.

Собственно, то обстоятельство, что исполнение именно этих финальных актов окажется наиболее сложной и уязвимой частью всей пьесы, выяснилось с самого начала. По крайней мере стой поры, как исполнители главных ролей были определены и согласились играть в его дьявольском спектакле. Тогда же стало ясно, что две сюжетные линии из задуманных им пяти столкнутся по ходу своего развития с одной и той же почти неразрешимой проблемой, способной поставить под угрозу успех всего представления. Но откладывать премьеру далее, изобретать новые сюжетные линии и прокладывать иные маршруты, дабы избежать опасных поворотов, у него не было сил. А вернее — терпения. Слишком долго готовилась эта постановка, мучительно писался сценарий, и очень уж затянулся подбор реквизита. Начать все сначала, когда звучали последние аккорды увертюры и занавес нервно подрагивал в ожидании ее финала, творец этого бутафорского мира уже не мог.

Он просто переместил сложные партии ближе к финалу.

И время финала пришло.

Впрочем, на внешности доктора и его всегдашней невозмутимо-ироничной манере общения переживания не отразились.

Поздним вечером на пороге старого дома, затерянного в дебрях черного леса, он встречал гостей, как всегда, со сдержанным приветом, как и подобает истинному владельцу этих таинственных чертогов.

— Ну-с, милые дамы, — начал Хозяин, когда гости совсем, впрочем, по-домашнему расселись в уютных креслах, — настал ваш час. Чью исповедь услышим мы сегодня?

Говорить хотели обе.

Исповедь — это было теперь уже совершенно понятно гостям — приносила огромное облегчение. И не сама даже исповедь,