Стремление убивать - Марина Андреевна Юденич

которых не удовлетворял вполне. Но одно знала твердо: пройдет не более десяти минут, и душа моя успокоится. Глаза перестанут замечать все постороннее, уши не будут больше различать в тихом шорохе толпы чьи-то отдельные, ничего не значащие слова, вздохи и восклицания. Мысли улягутся, и наступит благостный тихий покой, который только и необходим для того, чтобы обратиться к Господу и услышать слово Его.

Сейчас же ничего подобного не произошло. Который уж час бродила я по нарядному бульвару, а мысли, как стая одичавших птиц, продолжали метаться в голове, налетая друга на друга, опрокидывались, совершенно теряя смысл, и срывались куда-то в бездну бессознательного, так и не прочитанные до конца. Внимание ошалело, как сумасшедший воробей, прыгало по веткам деревьев, бульварным скамейкам, лицам прохожих, ничего толком не замечая. Или вдруг цеплялось за какую-то никчемную деталь, начинало тщательно ее изучать, анализировать, пыталось втянуть в этот зряшный процесс сознание.

Но было еще кое-что.

В том хаосе, что неожиданно затопил мою душу, в круговерти обрывочных наблюдений, мыслей и воспоминаний ритмичными вспышками сигнального маяка пульсировали слова.

Вернее, два слова.

«Макс Симон», — мысленно повторяла я, тщетно пытаясь справиться с потоком собственного сознания.

Макс Симон.

Макс Симон.

Временами наступало затишье. Мысли прекращали свой безумный стремительный бег, правда, ненадолго. В эти минуты я пыталась отделаться от назойливого имени. Впрочем, ничего странного в том, что оно неожиданно «прилипло» ко мне, не видела. Ясно, что это был псевдоним, как ясно было и то, что, подбирая его, профессиональный манипулятор — а в том, что Макс Симон именно таков, я ни секунды не сомневалась — использовал специальные знания. Ничего запредельного в них не было. Отрасль психологии, известная как нейролингвистическая, уже довольно давно вывела формулу восприятия человеческим сознанием отдельных букв, звуков и их сочетаний. К примеру, буква «о» вселяет ощущение покоя, «а» же, напротив, возбуждает, подталкивает к активным действиям. Правильно подобранные слова и грамотно составленные фразы, таким образом, могут настроить аудиторию на нужную волну. Это хорошо известно тем, кто составляет рекламные слоганы, и если вы целый день не можете отделаться от глупой присказки, случайно услышанной по радио, не спешите обвинять во всем особенности собственной памяти. Не удивляйтесь также, если вечером, забежав в супермаркет, вы неожиданно прихватите с полки именно тот товар, о котором вам твердили весь день, хотя никакой нужды в нем не испытываете. Просто знайте: над вами поработали профессионалы. Очевидно, что Макс Симон — или кто он там был на самом деле? — толково подобрал буквы, из которых складывалось звучное имя. Услышанное единожды, оно крепко врезалось в память и время от времени всплывало на ее поверхность без какой-либо видимой причины. В контексте всего, что говорилось и писалось о загадочном целителе душ, особо впечатлительные натуры легко могли принять то обстоятельство, что имя лекаря постоянно вертится на языке, за указующий перст судьбы. Вот вам, пожалуйста, одно из слагаемых популярности. Все очень просто, не правда ли?

Со мной, однако, дело обстояло иначе.

Во-первых, я не относилась к числу особо впечатлительных натур.

Во-вторых, владела некоторыми профессиональными навыками, а потому умела довольно легко избавляться от рекламных и прочих «липучек». И мысли свои умела «строить». И чувства «причесывать» под нужную гребенку.

Но что-то все-таки происходило нынешним днем!

Что-то далеко отстоящее от череды повседневных событий и явлений.

Ни один из добротных приемов, проверенных многократно, не действовал.

Мне по-прежнему что-то мешало сосредоточиться на мыслях о докторе Керне.

И красным пунктиром прошивало сознание бесконечно повторяемое словосочетание.

«Макс Симон», — твердила я, покидая замерзший бульвар.

Макс Симон.

Похоже все-таки, что дело было не в имени, грамотно подобранном опытным манипулятором.

Тогда — в чем же?

Спасительная догадка осенила меня только на подходе к дому.

Странно, но как только она возникла в растревоженном муравейнике сознания, суета бестолковых мыслей немедленно улеглась. Сначала они присмирели, потом замерли, а потом и вовсе трусливо капитулировали, оставив взбудораженную душу один на один с неожиданным, но довольно стройным предположением.

Вот оно.

Если пресловутый Макс Симон, подбирая себе псевдоним, на самом деле употребил какую-то хитрую профессиональную уловку, логично было бы предположить, что ее механизм будет запущен немедленно, как только магическое сочетание слов запечатлеется в моем сознании.

Этого не произошло.

Вернее, произошло несколько позже.

В какой же момент? Как только я настроилась на волну воспоминаний о докторе Керне.

Почему именно тогда?

Отчего одно упомянутое имя немедленно потащило за собой другое?

Вывод напрашивался сам собой: где-то в глубинах моего подсознания они оказались свяганы воедино.

Оставалось ответить на один только вопрос: отчего это вдруг связалось несвязуемое?

Но объяснений тому могло быть сколь угодно много. Большинство из них не содержало тайного смысла: это могло быть какое-то неуловимое, случайное обстоятельство. К примеру, некоторое время назад в сознании мимолетно пронеслось воспоминание о Женьке, но случилось так, что в эту самую минуту я листала журнал с интервью Макса Симона. Оба события были быстротечны и незначительны, оба — стремительно канули в бездну подсознательного. Но пробил час — доа имени снова были упомянуты, причем вполне осознанно и практически без интервала. Случайная связь немедленно напомнила о себе, избрав для этого довольно оригинальную форму. Пытаясь думать о Женьке, я тупо повторяла: Макс Симон.

Словом, в поисках ответа мне предстояло потратить изрядное количество времени и сил, занимаясь самоанализом. Вероятность того, что в результате этого изнурительного занятия откроется нечто важное, составляла примерно девяносто девять процентов из ста.

В крайнем случае девяносто восемь.

И тем не менее я решила попытаться.

Уж оче» п> беспардонно и навязчиво вторгался в мою жизнь этот таинственный Макс Симон.

В дверь собственного дома я не вошла — ворвалась, — одержимая идеей немедленно погрузиться в глубины собственного подсознания. Однако прежде необходимо было выполнить несколько нехитрых действий, чтобы никто и ничто — уж точно — не смогли помешать.

Выключить телефон.

Сварить кофе.

Надеть мягкий, уютный свитер.

И наконец, забраться с ногами в свое любимое кресло у окна. Слава Богу, город уже погрузился в кромешную тьму зимнего вечера, слабо разбавленную вспышками рекламного неона, и, значит, прелести уличного пейзажа отвлекать меня не будут.

Я торопилась, дорожа каждой минутой творческого подъема, и препятствие, неожиданно возникшее на пути, поначалу вознамерилась отмести самым решительным образом. Да и препятствие-то, откровенно говоря, было так себе… не слишком серьезным. Всего-то давешняя пыльная папка. В сердцах я снова отпихнула ее ногой и в этот момент вспомнила о… недописакном романе. Конечно, он теперь станет мстить и в отместку за мое