Наташа Славина. Повесть для юношества - Вера Сергеевна Новицкая

бесхитростном, прямом сердце девушки со дня исчезновения билета: она знала силу любви, глубину ее натуры и на них строила весь свой план. Если Наташа даже догадается, в чем дело, то никогда в жизни ее не выдаст. И когда упали дивные косы, а через несколько дней, накануне Диминого приезда, исчезло и кольцо, Катя сообразила, какое из них сделано употребление, поняла и успокоилась: очевидно, пропажа билета возмещена. Однако Наташа, при своем неумении лгать, могла невольно проговориться, намекнуть Диме. И Катя приняла необходимые, по ее мнению, меры предосторожности: она сумела набросить на Наташу легкую тень в глазах брата, сделала два-три намека о непостоянстве и легкомыслии девушки, о ее якобы таинственных уходах. Пуще же всего боялась Катя их совместных разговоров, задушевных бесед с глазу на глаз и делала все от нее зависящее, чтобы помешать им. Вчерашний случай превзошел ее ожидания, но вместе с тем и встревожил. Настала решительная минута: что, если Наташа, не вынеся незаслуженного оскорбления, прямо, откровенно всё расскажет Диме? Всю ночь дрожала она от неизвестности. Но девушка ушла. Значит, между ней и Дмитрием произошел разговор, следовательно, Наташа не оправдалась и брат ничего не знает.

И вдруг перед величием этой души первый раз в жизни почувствовала себя Катя маленькой, ничтожной, мелкой, что-то зашевелилось в ее совести. Но ведь, может быть, все это и не так? Мало ли почему Наташа могла уехать? Оправдаться, все рассказать Дмитрию — и все-таки уехать. В сердце опять закралась тревога.

Но после утреннего чая брат, подойдя к ней, так ласково, так нежно обнял ее, что все сомнения мигом разлетелись.

— Катюша, моя милая, мой верный преданный друг, мой единственный друг! — с горечью проговорил он.

Жгучий стыд завладел Катей при звуке голоса этого доверчивого страдающего человека. Что-то похожее на раскаяние закопошилось в ней, и под наплывом этих ощущений, не смея поднять глаз, она нагнулась, порывисто поцеловала руку брата и поспешно вышла из комнаты.

Глава XIII

В это время поезд давно уже мчал Наташу, унося ее все дальше и дальше.

Девушка лежала, вытянувшись во весь рост, на твердой свободной скамейке вагона. Усталые веки были закрыты, но она не спала. Мучительно болела голова, в ушах стоял звон, который сливался с мерным однообразным погромыхиванием колес. Наташа напряженно вслушивалась в этот ритмический стук и, казалось ей, ясно различала военную музыку. Отчетливые звуки оркестра неслись, то звеня бодро и торжественно, то почти совсем замирая. Вот какие-то голоса подпевают им, чуть слышные, нежные, баюкающие… Тихо как… Какой мягкий полумрак… Все темнеет… темнеет… Откуда-то доносится сладкое, томящее благоухание сирени… Вдруг яркий ослепительный дождь пронизывает наступившую мирную тишину, блестящие капли растут, ширятся, и громадные светящиеся звезды, перегоняя друг друга, как снежинки в бурную погоду, кружатся на темном фоне ночи. Из самой середины их постепенно выделяется маленькая пестрая фигура с лоснящимся лицом, с громадным стеклянным глазом. Вот потрясает она в воздухе мизинцем, и целый сноп света, ослепительный, режущий глаз и мучительно раздражающий мозг своими лучами, расходится во все стороны. С какой-то бешеной, головокружительной быстротой вращается светящийся предмет, а звезды падают, падают, редеют всё больше и больше… Вот закатилась последняя… «Моя звездочка стала такой далекой, маленькой, тусклой!..» — раздается чей-то скорбный голос. Наташа приподнимается и с усилием открывает глаза. «Что это?..» Но кругом всё тихо, только мерно стучат колеса. Девушка опять опускает голову, изнеможенно закрывает глаза. Левая ее рука все держит захваченную из сада большую ветку белой сирени.

Чувствуется толчок — поезд останавливается. До ушей Наташи долетают произносимые в разных концах вагона бессвязные, отрывистые фразы. Где-то хлопает дверь, раздается пронзительный крик ребенка — совсем близко, кажется Наташе, будто в самом мозгу ее дрожит и отдается этот плач. Вот он сливается с чем-то другим, и опять музыка — тихая, заунывная…

Едва живая доехала Наташа до места назначения и, сев на дрожки, отправилась прямо на квартиру Ольги Васильевны Тихомировой. Это была ее бывшая начальница гимназии, всегда тепло относившаяся к ней и после смерти самой Славиной предлагавшая девочке остаться у нее. Решив уехать от Сольских, Наташа прямо к ней и направилась.

Ласково и радушно встретила Тихомирова девушку, весь внешний вид которой говорил о какой-то тяжелой пережитой драме. Наташа еле держалась на ногах: глаза заволакивал туман, в голове всё усиливался звон, она с трудом отдавала себе отчет, где находится. Страшное напряжение нервов сменялось слабостью, и вдруг, словно подкошенная, девушка грохнулась на пол и лишилась сознания.

Болезнь Наташи, начавшаяся глубоким обмороком, из которого ее удалось привести в чувство лишь спустя сорок минут, стала обнаруживаться новыми признаками: температура начала быстро повышаться, боль в голове становилась невыносимой, и к ночи девушка уже металась в тяжелом бреду. Организм не выдержал всех пережитых за последнее время потрясений, и следствием их явилась сильнейшая нервная горячка.

Во все время болезни душа девушки, видимо, страдала наравне с телом: все мысли ее сосредоточены были на перенесенном горе. Она то тихо и жалобно плакала, то, возбужденная, пыталась вскочить с постели, заклиная кого-то верить ей, умоляя не требовать доказательств. Несколько раз хваталась она за свою отяжелевшую, будто свинцом налитую голову.

— Какие тяжелые косы, как давят, как тянут, длинные какие… Зачем их замотали вокруг шеи!.. Развернуть!.. Чтобы по полу… Он говорил, остриглась… Позовите… покажите… длинные косы… его любимые…

Девушка металась, изнемогая от мнимой тяжести давящих ее волос.

— Блестит… блестит… звездочка… вон… яркая, светлая! — улыбающаяся, словно преображенная, вдруг поднималась она на кровати, восторженно глядя перед собой. — Как пахнет сирень… нежно так… Большие белые крылья… Струны звенят!.. Слышишь, Дима?.. Он!.. Он!! — вдруг дикий крик вырывается из ее груди. — Дима, прогони… отними… какие черные руки тянутся… Кольцо!.. Кольцо!.. Блестит… как невыносимо блестит!.. — Она с отчаяньем силится закрыть глаза, отгородиться от назойливого страшного видения. — А звезды бледнеют… тухнут… тухнут… тухнут… — И затихшая, изнеможенная девушка лежит неподвижно, будто мертвая.

Больше трех недель висела на волоске жизнь Наташи. Добрая, чуткая Ольга Васильевна делала все возможное для облегчения ее страданий. Доктор навещал девушку по два раза в день. Сердце Тихомировой разрывалось на части, когда она смотрела на нравственные страдания, которые мучили ее воспитанницу и были основной причиной и физического недуга. Она с малых лет знала, помнила и любила Наташу, всегда веселую, жизнерадостную, с вечно открытым сердцем, добрым, честным, отзывчивым. Сколько раз говаривала она покойной Варваре Михайловне: «Что за прелесть ваша девчурка! Где она — там, кажется, светит солнышко. Что