Наташа Славина. Повесть для юношества - Вера Сергеевна Новицкая

— Да с удовольствием, Ольга Васильевна, разве вы могли хоть на секунду сомневаться, что я могу отказаться? Я с радостью всегда услужу вам. Но здесь услугу, и бо льшую, делаете вы мне. Только я боюсь, справлюсь ли, ведь моя специальность, собственно, французский.

— Будем надеяться, что ты и в русской грамоте что-нибудь да смыслишь, окончив гимназию с золотой медалью. Ну так, если согласна, я тебе и программу сейчас покажу, а бояться нечего: говорят, не боги горшки обжигают.

Ольга Васильевна зорко и радостно следила за тем, как оживилось лицо Наташи, с каким интересом углубилась она в рассматривание программы.

— Ах, сколько басен и стихов нужно успеть пройти во втором классе, целых двадцать! Это хорошо, я рада, я отлично выучу их, заставлю в лицах декламировать, — воодушевляясь, заговорила Наташа.

«Поменьше тишины, поменьше уединения, поменьше покоя, скорее вон из этого тихого уголка в шум и суету города, иначе то, что спасло тело, погубит душу, — мысленно рассуждала Ольга Васильевна, ободрившаяся при виде благотворного влияния, оказанного на девушку одним только предложением труда. — Скорее за живое дело, чтобы работы было много, и как можно меньше времени на тяжелые раздумья, на заглядывание в собственную душу».

Через три дня они были уже на городской квартире.

Глава XIV

Сразу началась страда: приемные экзамены, переэкзаменовки, составление разных списков, журналов. С бьющимся сердцем, в слегка приподнятом настроении вновь перешагнула Наташа порог гимназии. Сразу далекие забытые воспоминания воскресли перед ней. Вот старый толстяк-швейцар Николай, со своими как жар горящими пуговицами, вон налево — ученическая раздевальня, где они малышами прятались между вешалок, дожидаясь прихода любимиц-учительниц. Тут, направо, — преподавательская вешалка, где вешали свое платье их кумиры, а они следили за каждым их движением из своих засад. Вот косая горничная Дуняша, ловко очищавшая забытые ученицами в карманах пальто кошельки… Эта же Дуняша, подобострастно кланяясь ей теперь, возвращает ее к действительности.

Наташа поднимается по лестнице в верхний коридор. Группы девочек, жестикулируя, невольно задевая и толкая проходящих, ведут оживленные разговоры.

— Смотрите, смотрите, какая хорошенькая! — послышалось при приближении Наташи.

— Где?

— Да, правда.

— Ах, душка!

— Вот прелесть! — раздалось несколько восторженных возгласов.

— Послушайте, послушайте! — кричали за ее спиной. — Вы новенькая, в который класс?

Наташа в своем новеньком, не доходящем до полу черненьком платье, со стриженой головой, розовая и моложавая, казалась им девочкой.

— Во второй! — улыбаясь, ответила она.

— Ну-у, неправда! Неправда, такая большая — и вдруг во второй класс. В пятый или шестой. Да? В который? Скажите, — приставали дети.

Девушке стало весело, знакомая атмосфера охватывала, заражала ее.

— Во второй, право же, во второй, — уже весело смеясь, уверяла она, — вот увидите сами.

— Во второй, во второй, и я говорю, что во второй, — подтвердила, улыбаясь, встретившись с Наташей у самого порога учительской, Ольга Васильевна. — Как раз вовремя. Я спешила, чтобы представить тебя новым товарищам. Господа, — обратилась Тихомирова ко всем присутствующим, здороваясь с каждым по очереди. — Надо вас знакомить, или вы знакомы?

— Мадемуазель Славина.

— Славочка!

— Наталочка! — раздались восклицания.

Горячие пожатия, искренние поцелуи, общая радость благотворно повлияли на девушку: тепло_м и светом пахнуло ей в душу. Она сердечно отвечала на рукопожатия, приветливо улыбаясь, ласково прижалась к груди старой француженки, с первого дня поступления облюбовавшей девочку и всегда называвшей ее Наталочкой.

— Прошу, господа, любить да жаловать вашу новую сослуживицу, — довольная приемом, оказанным девушке, и радуясь светлому выражению ее лица, говорила Ольга Васильевна. «Дал бы Бог, дал бы Бог», — мысленно надеялась она на благополучный исход беспокоящего вопроса.

Забыв всякую дисциплину, заинтересованные гимназистки гурьбой выкатились к дверям коридора, когда Ольга Васильевна в сопровождении Наташи вошла во второй класс. Малыши как один поднялись при входе начальницы.

— Вот это ваша новая классная дама и учительница русского языка. Я надеюсь, вы будете себя хорошо вести и не станете огорчать ее. Это было бы очень вредно ей, так как она недавно была сильно больна. Ну что же, могу я быть покойна, обещаете?

— Да, да, — понеслось хором со всех сторон.

— Смотрите же, я вам верю.

С этими словами Ольга Васильевна вышла из класса.

Дети радостно переглядывались, личики их так и сияли. Некоторые, не в силах сдержаться, захлопали в ладоши.

— Видите, — улыбаясь, начала Наташа, — я вам говорила, что во второй класс, и я правда во втором. Я вас не обманула, никогда и в будущем даже в шутку не солгу вам. Вот и условимся: что бы и как бы ни случилось, всегда говорить только то, что есть на самом деле. Хорошо? Тогда мы с вами сразу сделаемся и навсегда останемся друзьями. Согласны?

— Согласны.

— Конечно! — раздались голоса.

— Ну, вот и отлично, договор заключен, теперь будем знакомиться. Меня зовут Наталья Владимировна Славина, а тебя? — обратилась она к сидящей на крайней передней скамейке девочке. — А тебя?

Таким образом состоялось первое знакомство, первый шаг Наташи на педагогическом поприще.

Мало-помалу она начала чувствовать под ногами твердую почву. Ольга Васильевна была права: живое дело среди живых маленьких существ захватило Наташу, заполнило хоть отчасти ту страшную пустоту, что была в ее сердце. Девушка жадно рванулась к работе, ища в ней забвения, лекарства от своего горя. И труды ее давали плоды.

Дети всей душой привязались к ней, обожали ее, но не в том искаженном виде, как принято понимать это слово, а в самом лучшем его значении. Привлекательный внешний облик девушки, предупреждение о ее недавней болезни, черное платье, которое, знали они, она носила по случаю смерти матери, всегда ласковое, ровное, справедливое ко всем отношение, тихая глубокая скорбь, по-прежнему, даже когда Наташа улыбалась, светившаяся в ее глазах, — все вместе обаятельно действовало на детскую душу. Они по-своему берегли Наташу, старались не огорчать ее. Но дети — всегда дети, и в этом возрасте даже ради любимой учительницы не всегда хватает мужества добросовестно приготовить урок. В журнале появились двойки, и в этом отношении Наташа была неумолима: никакие слезы не могли заставить ее поставить незаслуженную отметку.

— Пойми же, ведь я не могу, ведь это будет обман с моей стороны относительно Ольги Васильевны. Я не имею права скрывать от нее, как вы учитесь. Ты не плачь, я тебя еще пять, шесть раз спрошу, чтобы ты поправилась. Ведь от тебя зависит: приналяг, заставь себя. Вы, господа, думаете, ваши двойки меня не огорчают? Очень, очень! — с силой произнесла она. — Что подумает Ольга Васильевна, которая так доверяет мне? И правда, какая