Смерть на Босфоре - Михаил Александрович Орлов

Внезапно темник поймал на себе быстрый, странный взгляд слуги и непроизвольно насторожился, почувствовав опасность, хотя не понимал, откуда она исходит, а в следующее мгновение услышал непонятные ему слова:

– Бу Тахир Аррани!

В том, что произошло дальше, Мамай ничего не понял, только увидел, как в руке Мустафы будто по волшебству возник кривой арабский кинжал «ханджар», полный таинственности и коварства, который прятался в рукаве халата слуги. Тот сделал шаг вперед и взмахнул рукой. Темник отпрянул, потерял равновесие и рухнул на спину, ударившись головой. Зато клинок, вестник смерти, просвистел над ним, не причинив вреда. Второй возможности слуге не представилось: сабля Тимира разрубила его чуть не до пояса. Мурза дико, истошно закричал, и шатер наполнился людьми.

Среди прочих вбежал статный молодой воин. Пробираясь вперед, он уверенно, по-хозяйски растолкал остальных, словно имел на то право, и оказался в двух шагах от окруженного телохранителями и потирающего ушибленную голову темника. Так же, как до того Мустафа, молодой воин выкрикнул:

– Бу Тахир Аррани! – и в его руке блеснул хитрый и быстрый стилет.

Однако стоящий рядом с Мамаем воин успел заслонить темника и принять удар на себя. Узкий клинок легко проскочил меж железных колец кольчуги, телохранитель пошатнулся и осел в предсмертных судорогах. Стоящие рядом воины набросились на убийцу и растерзали его. Пришедший в себя темник только поморщился:

– Поторопились, остолопы. Сперва надлежало выпытать, кто их подослал… И кто такой Бу Тахир Аррани?

Покушавшиеся на Мамая были хашшашинами-ассасинами, посланными Тохтамышем, но о том никто не знал, к тому же многие из присутствовавших при покушении погибли через день.

Убийцы не сомневались в том, что погибнут, были готовы к мученичеству и не рассчитывали на снисхождение, считая, что появились на свет лишь для выполнения своей «великой миссии». Более того, оба жаждали принять пытки с кроткой улыбкой мучеников и показать свою силу духа, но умерли почти мгновенно.

Что касается Бу Тахир Аррани, то так звали первого федаина, триста лет назад ценой жизни умертвившего Низама аль-Мулька, главного визиря сельджукского султана, и своей смертью показавшего пример остальным. Выкрикивать имя погибшего хашшашина-ассасина, перед тем как броситься на врага, соответствовало обычаям членов секты. До конца своих дней они не понимали, что служат Шайтану, а не Аллаху.

29

Армия все дальше и дальше отдалялась от родных пределов. Начались стычки с разъездами степняков. У верховьев Дона русских нагнал монах-схимник с грамотой-благословением от Сергия, и Дмитрий Иванович велел читать его ратникам, дабы поднять дух воинства, и служить молебны. Теперь, в преддверии неведомого, он и сам часто подолгу молился, повторяя раз за разом, словно заклинание:

– Господи, Светодатель, не сделай нам того, что пращурам нашим сотворил, наведя на них злого Батыя. Не прогневайся на Русь и укроти сердце свирепого зверя Мамая!

В сельце Черново великий князь собрал воевод в низкой закопченной избенке.

– Что делать будем, братья? На этом берегу станем али переправимся на другой? – спросил он и опустился на скамью.

Прежде Дмитрий Иванович не снисходил до того, чтобы величать бояр братьями (какой он им ровня?!), а тут сподобился.

Большинство и в мыслях не допускало возможности перехода Дона, многие оторопели от такой дерзости, хотя ни один из них не был робкого десятка – каждый не раз глядел в лицо смерти… Принялись увещевать:

– Не ходи, княже, за реку, сам пропадешь и воинство православное погубишь. А ну как татары перережут нам путь к отступлению…

С этим не согласился дерзкий Андрей Ольгердович:

– За Дон, государь, дабы малодушные не повернули вспять. Вспомни: Ярослав Мудрый, переплыв Днепр, велел оттолкнуть ладьи от берега, чтобы никто не бежал, и побил Святополка Окаянного[65]. Тебе подобает поступить подобным же образом. Не в силе Бог, а в правде.

В самом деле, на левом берегу возможно было дать лишь оборонительное сражение, а переправившись, надлежало действовать наступательно, иначе – верная погибель. При этом река защищала с тыла – ни литовцы, ни рязанцы, коли последние и правда в союзе с Мамаем, уже не ударят в спину, да и глубокий обход конницы, любимый ордынцами, не удастся. Однако при всем этом река отсекала и путь к спасению, родному дому и прежней жизни. Тем не менее стоять, прикрывшись Доном, бессмысленно и опасно – убеждал Андрей Ольгердович.

Выслушав мнения воевод, Дмитрий Иванович медленно поднялся и обвел всех взглядом обреченного. Так смотрит на мир висельник, когда палач накидывает ему на шею петлю. Все напряглись, ибо решалась судьба каждого.

– Лучше бы нам вовсе не выходить против безбожных ордынцев, нежели, явившись сюда, ждать, пока нас всех перебьют. Грядет суд Божий, не робейте, стойте за веру до конца, и мы одолеем… – молвил князь и велел навести пять мостов по числу полков.

Всю ночь и часть следующего дня переправлялись на другой берег, а затем порушили переправы, и бревна плыли по реке, удивляя живущих ниже по течению.

Перед москвичами и их союзниками лежало не тронутое сохой поле, ограниченное Доном с Непрядвой и изрезанное оврагами. К югу местность постепенно повышалась в сторону Красного холма. На левом фланге шумела дубрава, а правый упирался в овраг, по дну которого струился обмелевший ручей – из него воины брали воду.

Весь день князья и воеводы строили полки, бряцало оружие, ржали кони, а в степи, подальше от людской суеты, звенели голоса перекликавшихся меж собой перепелов, которых здесь водилось великое множество.

К вечеру подошел Мамай и разбил свой стан. На вершине Красного холма у цветастого шатра развевалось белое знамя с золотым солнцем, а вокруг царили шум, гам, суета, скрипели повозки, ржали кони, кричали верблюды, воины разводили костры, чтобы приготовить ужин. Перед битвой следовало поплотнее набить брюхо, поскольку голодному не победить сытого.

С недоумением и любопытством с высоты холма Мамай взирал на безумцев, выступивших ему навстречу. «Дмитрий совсем голову потерял, коли пришел сюда. За такую дерзость он дорого заплатит», – думалось темнику.

Он был уверен в себе, как никогда, более сильной армии он еще не имел, и все же ему долго не засыпалось. Вспомнился отец. «Будь честен перед собой, а о других не заботься. Не жалей денег дервишам, и они на руках внесут тебя в рай…» – наставлял старик.

В передовом русском полку тоже не спалось. Здесь в зипунах и лаптях ждала утра пехота. От нее требовалось только смягчить первый, страшный натиск неприятеля. Предвидя свою участь, тут заранее почитали себя покойниками и, беззвучно шевеля губами, в грешных молитвах поминали себя как убиенных.

Близость