Смерть на Босфоре - Михаил Александрович Орлов

11

Объехав стороной Солхат, так как после своего поражения не верил в верность Черкес-бея, Мамай добрался до Кафы и, остановившись у ворот, смиренно просил предоставить ему убежище, обещая вести спокойную жизнь обывателя. За это он сулил одарить консула и его советников.

Когда золото само плывет в руки, то как удержаться от соблазна? Светлейший и вельможный господин Джанноне дель Беско, достойнейший консул Кафы, милостиво дозволил беглецу с сопровождавшими его людьми остановиться в городе с условием строгого соблюдения законов Лигурийской республики и порядков, установленных в колонии. Поклявшись в том на Коране, Мамай купил себе дом с садом и скуки ради принялся приторговывать кожами, хотя никогда не имел склонности к коммерции. Когда консулу доложили о том, он только усмехнулся: «Что может быть хуже неверных весов и нелепее человека, взявшегося не за свое дело? Посмотрим, что будет дальше…»

Конечно, торговля – это не занятие для человека, который всю жизнь провел в походах, много воевал и еще больше интриговал, для которого золото лишь средство для достижения власти, а не цель… Постепенно от скучного и однообразного существования Мамай начал ощущать пробуждающиеся в нем неясные желания, лишавшие покоя. Жизнь горожанина казалась ему такой же невкусной, как плов без пряностей, который готовят себе бедняки.

Однажды старый сподвижник, дерзкий и откровенный мурза Тимир в час дружеского застолья, когда опустел очередной кувшин вина, то ли в шутку, то ли всерьез предложил ни больше ни меньше как захватить город.

Ничего не ответил на это эмир, но про себя подумал: «А почему бы и нет?» – и от этой простой, бесхитростной мысли у него молодо сверкнули глаза.

Вскоре стало известно, что в Солхат явился Кутлук-бек, первым принесший Тохтамышу весть о Куликовском разгроме и за то пожалованный им. Он посадил на кол прежнего владетеля крымского улуса Черкес-бея и занял его место. К новому хозяину Крыма отправился консул Кафы. О чем они договорились, никто не ведал, но на рынке утверждали, что в Солхате заключили соглашение[78], по которому пожалованные осенью Мамаем селения на южном берегу Тавриды и далее останутся за генуэзцами.

«C чего это так расщедрился Кутлук-бек? Уж не за мою ли голову?» – с тревогой думал Мамай и на всякий случай стал поддевать под верхнюю одежду тонкую кольчугу. Предосторожность оказалась не напрасной – однажды на улице на него кинулся бродячий дервиш и ударил ножом в грудь, но железная рубаха выдержала, и на теле остался лишь синяк. Власти города отнеслись к этому довольно равнодушно, посчитали покушавшегося безумцем и изгнали его из Кафы, не пустив в ход пыточной машины, находящейся в цитадели. Как знать, может, с ее помощью что-нибудь и открылось бы…

Последнее встревожило, и Мамай окончательно уверился в том, что генуэзцы в сговоре с его врагами. Ситуация усугублялась тем, что в Крыму хозяйничали люди Тохтамыша, а из-за зимних штормов навигация прервалась. Таким образом, темник оказался в западне. Понимание этого подтолкнуло его к действию. Начал он с подбора людей, и таковые, само собой, сыскались, ибо отблеск прежней славы лежал на его челе, многие благоговели перед ним, а авантюристов, желающих испытать судьбу, в портовом городе всегда предостаточно.

Генуэзцев в Кафе находилась лишь горстка, и городские стены с цитаделью охранялись небрежно, а стражники частенько дремали даже днем, не говоря уж о темном времени суток. Мамай рассчитывал свершить все в одну из безлунных ночей. Поутру, когда горожане протрут глаза, все будет кончено. Жадных до денег, высокомерных итальянцев простолюдины ненавидели, так что никто за них не вступится.

Все бы, возможно, и сложилось, как задумывалось, но накануне выступления мурза Тимир разоткровенничался со своей чернобровой любовницей-армянкой – мол, скоро его господин станет хозяином Кафы. Женщина, посвященная в тайну, чтобы возвыситься в глазах подруг, часто готова разгласить все, не забывая, конечно, предупреждать: «Не говори о том никому!» Подруги, в свою очередь, поступили аналогично…

Весть о заговоре докатилась до консула. Джанноне дель Беско и прежде извещали о подозрительных личностях, посещавших Мамая, но он полагал, что изгнанник плетет интриги, чтобы вернуть себе власть в Орде, а оказалось все значительно серьезней… «Даже безобидный кролик, когда его загоняют в угол, становится опасен, что же говорить о Мамае…» – подумал дель Беско и вызвал к себе кавалерия[79] с провизорами[80]. После совета он отдал приказ удвоить стражу в цитадели и вооружить надежных горожан.

Когда ночная мгла заволокла окрестные холмы и в голых ветвях завыл резкий восточный ветер, Мамай повел своих людей к цитадели. При виде его всякий встречный понимал, что этот человек не остановится ни перед чем и от него не следует ждать пощады. Однако случилось непредвиденное: в какую бы улицу ни устремлялись заговорщики, везде их встречали градом камней и дождем стрел, а ведь они рассчитывали на внезапность.

Страшное подозрение овладело Мамаем, и в голове у него начало твориться что-то неладное. Вскоре и остальные поняли, что заговор провалился. Ничего не оставалось, как только рассеяться и спасать свои жизни.

Мамай укрылся в старом подземном водохранилище, сооруженном на случай осады еще в V веке, когда город назывался Феодосией. Сидя в темноте, он вспоминал дочь Бердибека, с которой началось его восхождение к вершине власти. О, как она любила его, как была нежна…

Днем в цистерну спустился Тимир, принес корзину с едой и сообщил, что Мамая везде ищут. Потом узкой грязной канавой, по которой к морю стекали нечистоты, они выбрались за крепостную стену.

– Спасайся, повелитель, – склонившись, сказал Тимир. – Беги в те края, где тебя не знают. Еще ничего не потеряно. Впереди тебя ожидает славное и великое будущее. Да продлит Аллах твои дни и пусть вовек не погаснет твоя звезда на небосклоне жизни.

– А мои сокровища? Без них мне не выбраться из Таврического улуса, хотя бы часть из них я должен взять с собой…

– Прости мою дерзость, но некоторые из наших людей уже схвачены. Город бурлит, не подвергай себя пустому риску!

– Нельзя убежать от того, что тебе предопределено свыше! – вскричал неизвестно на что разгневавшийся Мамай и так топнул ногой, что грязь из-под сапога разлетелась во все стороны.

В шаге от него были заросли кизила: нырни в них – и спасешься, но Шайтан, враг человеческого рода, нашептал другое…

Вернувшись в свой уже разграбленный дом, Мамай откопал спрятанное там золото и заполнил им кожаный заплечный