Тиран Рима - Саймон Скэрроу

- Некоторые сочли бы тебя счастливчиком.

- Ха! Хотел бы я посмотреть, как они попробуют угнаться за ней. Если я не могу – не знаю, кто сможет. Такому мужчине нужна выносливость барана.

Их перебил Лемул, подошедший доложить, что Первая когорта построена и готова к маршу. Макрон быстро прошёл вдоль рядов, проверяя, что у каждого солдата при себе полный комплект снаряжения и что всё приведено в порядок. Лишь после этого он буркнул Лемулу своё неопределенное одобрение и повернулся к Катону.

- Первая городская когорта в наличии и в строю, командир. Твои приказы?

Катон отдал честь.

- Маршем на Остию! Центурион Лемул, вывести людей из лагеря!

Лемул проревел команду и встал во главе небольшого знаменного отряда, неся штандарты когорты и золотое изображение императора, окружённое серебряной спинкой. Катон и Макрон заняли место во главе колонны, когда когорта, центурия за центурией, потянулась из лагеря.

Жители Рима редко видели марширующие колонны солдат, и, когда путь перед ними расчищался, многие останавливались, чтобы полюбоваться.

Дети встраивались в промежутки между центуриями и с преувеличенной важностью маршировали вместе с солдатами некоторое расстояние. Некоторые молодые женщины бросали томные взгляды на более высоких и красивых из людей Катона, а проститутки выкрикивали свои льстивые слова из дверей и окон публичных домов и трактиров. Когда солдаты вышли на улицу и направились по столице, возникло радостное ощущение праздника.

Слева от них возвышался Капитолийский холм с храмом Юпитера, который, казалось, возвышался над ними так высоко, что сам бог мог бы спуститься с небес и коснуться черепицы крыши. Катон направил их по боковой улочке, чтобы избежать людного Форума Боариума, и они продолжили путь вдоль подножия Палатинского и Авентинского холмов, прежде чем достигли Тригеминских ворот в городской стене. Арки эхом отдавались хрустом их калиг, и вот они уже за пределами официальной границы города, хотя им всё ещё приходилось пробираться сквозь разрастающиеся лачуги и грубые убежища, тянувшиеся вдоль стен.

Здесь не было мощёных улиц, лишь грязные переулки, петляющие между грубо построенными строениями. Нищета, характерная для большей части столицы, была ничем по сравнению с условиями жизни в трущобах, которые облепили, словно ракушки, корпус корабля. Это было место беззакония, где люди зарабатывали на жизнь как могли, а слабые становились вечными жертвами сильных. Большинство из них были не гражданами, а отбросами Империи, выброшенными на берег её столицы. Все оттенки кожи, все виды религий и суеверий собрались в вопиющей нищете среди миазмов самого отвратительного смрада.

Катон невольно ускорил шаг, чтобы когорта как можно скорее достигла открытой местности. Но сначала им предстояло преодолеть некрополь, менее фешенебельный, чем тот, что вырос по обе стороны Аппиевой дороги. Более новые гробницы всё ещё патрулировались сторожами, нанятыми богатыми, чтобы гарантировать, что они не будут повреждены или разграблены. Старые гробницы, давно заброшенные последующими поколениями, теперь использовались «самовольщиками»31, теми, кто был слишком беден или слишком уязвим, чтобы найти своё место в трущобах. Время от времени колонна проходила мимо измождённых тел, измученных голодом, болезнью, возрастом или всем вместе сразу, лишённых всякой одежды и растерзанных дикими собаками и кошками, прежде чем они стали добычей птиц-падальщиков. Хорошее настроение первых километров марша быстро угасало.

В трех километрах от городской стены Остийская дорога, наконец, вышла на открытое пространство, и Катон глубоко вдохнул воздух, пропитанный запахом диких трав и цветов, росших вдоль пути. Хотя большую часть грузов и пассажиров между Римом и Остией перевозили баржи по Тибру, по дороге всё равно тянулись телеги, повозки и путники. Замечая тёмные тучи, гонимые с побережья резким ветром, многие торопились, прибавляя шагу. Катон почувствовал, как падает температура.

- Буря точно идёт сюда.

- Буря? Пф-ф! - Макрон взглянул на небо. - Так, мелкая морось. Лучше средства, чтобы прочистить паутину в голове, не придумать.

- Лёгкую прочистку я переживу. Но эти тучи обещают нам хорошую, мать её, промывку.

- Тем лучше – обучим этих бездельников терпеть небольшие неудобства. Хоть чуточку прочухаются. А то слишком долго жили в тепле и жирке.

- В любом случае, давай дадим им отдых в полдень перед обратным маршем в казармы. К тому времени должны пройти больше половины пути до Остии.

Макрон прикинул расстояние, посмотрел вдоль колонны и кивнул.

- Идём быстро. И отстающих нет. Да и не должно быть.

Катон уловил скрытый смысл этих слов и тоже кивнул. Пока что от Макрина и других недовольных не было ни шума, ни возни. Либо они затаились, либо не хотели становиться мишенью ярости Макрона.

Когда они прошли следующий дорожный камень, начался лёгкий дождь, бьющий им в лица косыми струями – ветер всё крепчал. Макрон поднял голову и улыбнулся.

- А вот и освежающий душ, от пота в самый раз.

Они продолжали марш, и дождь перешёл в сильный ливень, а ветер подхватил ветви тополей по обе стороны дороги, наполняя воздух оглушительным шорохом, который хлестал по плащам солдат. Большинство путников сошло с дороги, укрываясь под деревьями или под навесами и решётками придорожных таверен. Оттуда они с недоумением наблюдали, как солдаты шагали мимо – головы втянуты в мокрые, тяжёлые плащи.

Катон и Макрон хорошо знали все ориентиры вдоль этой дороги, и вскоре Катон заметил святилище, возведённое на полпути между Римом и Остией. Несмотря на удовольствие, которое Макрон получал от марша и возможности «поддать жару» людям, Катон почувствовал облегчение – скоро они повернут обратно. Он уже предвкушал парную в маленьких банях неподалёку от ворот лагеря. А после – горячую еду в таверне по соседству.

К тому времени, как они дошли до святилища и Макрон скомандовал «стой!», дождь сек солдат холодными бронзовыми струями, гонимыми ветром, и люди уже дрожали от холода.

- Им нельзя долго стоять, - сказал он. - Лучше как можно быстрее возвращаться в лагерь.

Катон ухмыльнулся.

- Уже не так весело, да?

- До костей пробирает сильнее, чем раньше, - признал Макрон, затем быстро добавил оборонительным тоном. - Это не жалоба.

- Конечно нет.

Их разговор прервал всадник, несшийся по дороге во весь опор. Когда он подъехал ближе, Катон увидел на нём форму императорской службы гонцов.

- Куда это он ломится? - спросил Макрон.

- Сейчас узнаем.

Катон шагнул на середину дороги и поднял руку. Всадник сбавил скорость и остановился на расстоянии копья. Ноздри лошади раздувались, на морде выступала пена.