Восьмерки - Джоанна Миллер

представляла, и за его стенками почти ничего не видно — ей кажется, что такое свело бы ее с ума. Пахнет землей, мочой и окурками. Кажется, все не так уж плохо, думает Дора, хотя Джордж, когда приезжал в прошлом году, жаловался на шныряющих крыс и обледенелую грязь. Дора закрывает глаза, пытаясь представить себе эту сцену: немцы всего в ста ярдах от нее и тоже всеми силами стараются выжить. Джордж говорит, что иногда можно услышать их голоса и почувствовать запах сигарет. В окопе в ее розовом шелковом платье неожиданно холодно. Вся дрожа, Дора обхватывает себя руками, и вдруг чьи-то теплые ладони ныряют под поясок на ее талии, а еще более теплые губы касаются шеи.

— Боже, Дора, ты просто неотразима, — шепчет ей на ухо Чарльз и, когда она поворачивается к нему лицом, впервые прижимается губами к ее губам.

Ее удивляет не только сладкий яблочный вкус его языка, но и его близость: бедра возбуждающе вжимаются в мягкие складки ее платья. Пуговицы на его карманах так сильно давят на грудь, что кажется, будто на ней теперь останутся отпечатки крылатых дьяволов.

— Почему дьяволы? — спрашивает она, проводя пальцем по маленьким латунным пуговичкам, когда он отпускает ее.

— Георг Третий ненавидел адвокатов и не хотел давать им оружие, — поясняет Чарльз, целуя мочку ее уха. — Говорил, что им прямая дорога к дьяволу, в его воинство.

Он разговаривает с ней так, будто она самый важный человек на свете, и это опьяняет. Чарльз любит все объяснять, поэтому она часто спрашивает его о чем-нибудь даже тогда, когда прекрасно знает ответ.

Чарльз заводит обычай гулять по вечерам в лесу возле Фэйрвью, достает из зарослей папоротника потерянные теннисные мячи, которые Дора перед этим нарочно перебрасывает через забор. Это превращается в игру. Если Дора идет в заросли, чтобы помочь ему в поисках, он берет ее за руку. Она старается быть осторожной, но кокетливой. Иногда он ловит ее, обхватывает сзади руками и, повернув к себе, крепко целует в губы, и потом ее приводят в волнение воспоминания о запахе мыла от его щек и привкусе кофе на губах. Бывает, он вплетает ей в волосы сорванные маргаритки.

— Обещай, что никогда их не острижешь, — просит он, гладя ее по голове. — Потому что я хочу когда-нибудь сам распустить их, шпильку за шпилькой, когда на тебе не будет ничего из одежды.

Ради эксперимента она прижимается к нему, и он стонет.

— Обещай мне.

— Обещаю, — кивает Дора, не в силах посмотреть на него.

Она старается запомнить каждую деталь его облика: пушок на мочках ушей, овальную родинку на виске, выпирающие косточки на запястьях — там, где кончаются манжеты. Когда она с ним, ее чувства обострены, энергия бурлит даже в кончиках пальцев. Когда его нет рядом, она перебирает в памяти все их слова и поступки, огорчаясь, что не может сохранить их с идеальной точностью. Она на удивление твердо уверена в его чувствах, но мучается от мысли, что он должен ехать во Францию, и по ночам молится, чтобы война кончилась прямо сейчас.

Мама, с подачи Хильды, приглашает Чарльза на чай. Он учит близнецов петь и маршировать под «Долгий путь в Типперери». Они играют в карты на террасе, и миссис Гринвуд, очарованная гостем, приглашает его воспользоваться их теннисным кортом. Дора играет хорошо, и Чарльз зовет других курсантов на парные матчи. К середине августа он начинает появляться в Фэйрвью почти каждый день. Они с Дорой встречаются официально. Отец предлагает ему стаканчик на ночь, называет его «негодяй вы этакий» и похлопывает по спине.

В ночь накануне отъезда из Беркхэмстеда — Чарльз получил назначение в 5-й батальон Королевского Беркширского полка — он просит Дору стать его женой. Без всяких церемоний: просто после чая вытаскивает ее в коридор и так стремительно опускается на одно колено, что ей кажется, будто он оступился. Обычно такой жизнерадостный, сегодня он нервничает, и глаза у него влажные.

— Я тебя люблю безумно, ты должна это знать. Выходи за меня замуж, Дора. Будь моим талисманом удачи во Франции.

Он не дожидается ее ответа, но это и неважно: они оба знают, что ответ не нужен. Дора уже два месяца подстраивает свое «я» под Чарльза Бейкера и теперь видит свое будущее не расплывчато, а в четком фокусе.

По его словам, сейчас нет времени для кольца и официального объявления. Он хочет сделать все как следует, спросить согласия ее отца и так далее. Это случится в первый же отпуск, когда он расскажет своим родителям — непременно лично, для него это очень важно. Его намеки на то, что с матерью может быть трудно договориться, связаны, как полагает Дора, с ее отцом: человек простой, он всего добился своим трудом — и семейного достатка, и дома, которому всего-то десять лет.

— Это вместо кольца. Будешь складывать туда шпильки и думать обо мне. — Подмигивая, Чарльз высыпает в ладонь последние несколько сигарет «Три монахини» из помятой жестянки, на желто-розовой крышке которой изображен элегантный молодой человек в темно-синем костюме, курящий в кресле.

Дора осушает его слезы поцелуями, вкладывая в них мольбу беречь себя и не позволить сбыться тем ужасным прогнозам, которые газеты дают новоиспеченным офицерам. Она в восторге и в ужасе одновременно — очень странное чувство.

— Я могу подождать, — говорит она. — Сколько понадобится.

* * *

Три месяца спустя, когда она падает на колени в коридоре, родители сразу думают о Джордже, и мама теряет сознание.

Но Джордж, наступающий на Камбре с юга, будет жить еще две недели.

24

Пятница, 11 марта 1921 года

(восьмая неделя)

ШЕЛДОНСКИЙ ТЕАТР

11 марта 1921 года

ВИЗИТ ЕЕ ВЕЛИЧЕСТВА

КОРОЛЕВЫ

для получения степени доктора юридических наук

ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЕТ КАНЦЛЕР

Программа

В последний день триместра королева должна посетить Оксфорд, чтобы получить почетную степень. Несмотря на всю суматоху с упаковкой вещей, отложенными занятиями, одолженными книгами и потерянными расписаниями поездов, Беатрис и в этот раз умудряется достать билеты. Она подозревает, что ей как социалистке поддерживать этот королевский визит не к лицу, однако получение королевой ученой степени — событие, имеющее огромное значение для всех женщин, и не только в Оксфорде. Любому делу нужна своя политическая фигура, как показал пример мисс Дэвисон, мученически погибшей под копытами королевской скаковой лошади. Хотя новый закон об образовании требует, чтобы все дети с пяти до четырнадцати лет ходили в школу, денег на это выделяется недостаточно,