Базельские колокола - Луи Арагон

— По ассоциации, оттого что мы говорили о Гюи. А Гюи завёл себе друзей у своей учительницы музыки. Скрябины, Антуан и Дмитрий. Нет, я не думаю, они не в родстве с музыкантом, — мать их с острова Кубы. Совсем в другом роде, чем Диана, но всё-таки красавица. Испанская аристократия, пересаженная на новую почву, милая моя, только не показывайте её мосье Блэну.

— Вы думаете? Но как же граф д’Эвре?

— Мадам Лопес в разводе… с мосье Скрябиным. Нет, впрочем, они только врозь живут… Она очень религиозна… Мосье Скрябин изредка заходит за детьми и берёт их с собой в театр «Одеон»…

— Кристиана, а как же граф д’Эвре?

— Не сбивайте меня с толку, Полина, сейчас. В жизни мадам Лопес — у неё изумительный особняк в Нейи — есть большая привязанность, большое давнишнее чувство. Дружба графа д’Эвре — большая честь. Диана никогда не позволила бы сыну бывать в доме не вполне приличном. Но то, что он — его светлость, конечно меняет всё дело. Граф не может жениться на мадам Лопес, у него есть долг перед родиной, но ведь мы встречались бы с мадам де Ментенон? В таком случае… Кроме того, исключительность её положения заставляет мадам Лопес вести себя строго-строго, редко кто ведёт себя так среди буржуазии.

Тут госпожа де Неттанкур вздохнула. Она заговорила об охоте графа д’Эвре. В Индокитае, в Канаде он вёл себя как настоящий рыцарь. Она видела его фотографии — он стоит на груде убитых им диких животных. Везде, куда бы он ни заехал, у него свои поместья. У госпожи Лопес тоже, между прочим. Но госпожа Блэн, несмотря ни на что, строго осуждала содержанок, и никакие графы тут не могли помочь.

Итак, Гюи отправился в Нейи, в парк, чтобы встретиться с братьями Скрябиными. Они шли с госпожой де Леренс пешком — для моциона. Шли они через Тёрн, где жила госпожа Трюкер: госпоже Леренс надо было занести пакет к госпоже Трюкер. Гюи был очень доволен, что они пройдут мимо шара на Тёрн, — ему этот шар нравился, он не был похож на другие памятники.

На бульваре Инкерманн мальчишки катались на роликах, у каждого было по одному коньку, — второй одалживали товарищу. Гюи с досадой слушал прерывистый шум: мать не покупала ему роликов, она боялась, что он переломает себе ноги.

Гюи размышлял о том, что если б у него были ролики, то он катался бы на двух, — так быстрее. Госпожа де Леренс купила облигацию городской лотереи и теперь не знала, как свести концы с концами. Зато, если она выиграет миллион… Гюи думал про себя, что это было бы совершенно несправедливо, если бы госпожа де Леренс выиграла миллион: она старая и некрасивая, зачем ей деньги? «Что было бы обидно, — говорила она, — это выиграть всего пятьдесят тысяч».

Вдруг нечто вроде метеора пересекло улицу на углу авеню дю Шато: открытая машина, в которой сидело несколько мужчин. За ней, не очень далеко, гнались другие машины. Телега молочника перерезала дорогу погоне. Лошадь становилась на дыбы, пятилась. За это время первая машина успела исчезнуть. Невозможно было понять, куда она свернула.

Пассажиры первой из остановившихся машин, марки «Виснер», отчаянно размахивали руками и орали на молочника:

— Дубина, серый автомобиль из-за тебя упустили.

Когда госпожа де Леренс это услышала, она шепнула Гюи: «Бежим!» — и, подобрав юбки, пустилась в сторону бульвара Бино. Она остановилась только у самых дверей госпожи Лопес. Гюи ничего не понял, но бежал, как будто это такая игра. У госпожи Лопес ему объяснили в чём дело: мимо них промчался Бонно 19 с друзьями. Гюи и госпожа де Леренс спаслись только чудом. От чего они спаслись, какое чудо, — этого Гюи не мог понять. Во всяком случае, было что рассказать. И в доказательство того, что что-то случилось, госпоже де Леренс дали вина для подкрепления после пережитых волнений.

VI

Генерала Дорша назначили в новый гарнизон, в восьми часах езды от Парижа, на пост начальника дивизии, и он бывал теперь на улице д’Оффемон только два-три раза в месяц. Когда его подчинённые ездили в Париж, он посылал с ними корзины с местными фруктами, и по утрам на чёрной лестнице особняка появлялись денщики с плетёнками.

Миссис Пэйдж уехала в Америку, и Роберт пребывал в довольно мрачном настроении, хотя посещал все благотворительные вечера, и уже говорили, что со временем он превратится во второго Андрэ де Фукьера 20. Это не нравилось госпоже де Неттанкур, она говорила, что Роберт никогда не будет профессиональным забавником.

Жорж всё чаще отлучался из дому, в покер стали играть меньше. То есть теперь садились за игру всегда очень поздно, после театра, а Жорж возвращался когда придётся. Он присоединялся к игрокам, целовал Диану в голое плечо и говорил, потирая руки: «Ну что ж, сыграем?» Потеснившись, для него освобождали место, и игра оживлялась. Кроме того, как-то понемножку вошло в привычку играть также в углу холла за небольшим флорентийским ломберным столом (госпожа де Неттанкур против всякой очевидности утверждала, что стол работы Бенвенуто Челлини. «Кристиана, побойся бога!»). Играли за этим столом то одни, то другие, но господина Блэна можно было застать тут всегда… Он совсем забросил покер ради бриджа, — тогда эта игра была новинкой. Играли по франку очко, что в результате выходило накладно. Обыграть господина Блэна было невозможно.

— Я раньше думал, — говорил он жене, которая не играла и которой очень не нравились новые привычки мужа, — что Брюнель торгует живым товаром. Ничего подобного: он просто прожигатель жизни, и всё тут. Нужно уметь признаваться в своих ошибках.

— Вы могли бы, не будучи несправедливым к мосье Брюнелю, реже торчать у его жены.

— Ах, вот где собака зарыта! Бедная пташечка!

Иногда, несмотря на то, что игра затягивалась далеко за полночь, Жорж не появлялся совсем. На следующий день он, как бы к слову, замечал, что на самом деле вернулся очень рано, потихоньку, с чёрного хода и отправился на боковую, никому не сказавшись. «И когда Диана пришла, я, чтобы испугать её, крикнул: „гау!“» Диана не очень смеялась и просила Жоржа не вдаваться в подробности.

Диана выбрала себе в подруги Маргариту де Сабран, жену капитана, только недавно вышедшую замуж. Маргарита была совсем глупенькая, но довольно хороша собой. Не слишком. Она только что рассталась с матерью, оставшейся на юге, и ей таких трудов стоило скрывать свой южный акцент, что она совсем не