Базельские колокола - Луи Арагон

Вы знаете, что в армии у нас нет привычки заканчивать письма уверениями в совершенном почтении, но не забудьте всё же положить мою шпагу к ногам самой прекрасной, самой очаровательной, незабываемой мадам Брюнель.

Ж. Б. Дорш».

— Ну и ну! — сказал Жорж, прочитав письмо.

Но решительный удар был нанесён Виснером. Для Виснера не существовало приказа — не принимать.

— Есть вещи, которые я не позволю говорить, вы это сами понимаете, не правда ли?..

Он шагал из угла в угол по небольшой комнате Дианы, Жорж сидел на диванчике около электрической печки, а Диана — в постели, очень красивая, в рубашке, как на сцене Большой оперы, и в золотом кимоно от Либерти на плечах. В комнате было очень дымно. Жорж нервно прикуривал одну папиросу от другой. Виснер мимоходом тушил сигару в романской кропильнице, около туалета, в которую Диана обыкновенно складывала всякие мелочи: кольца, носовой платок, записную книжку. Диана, которой мешал дым, отмахивалась от него рукой и головой, но не переставала улыбаться.

— Можете говорить что хотите, но всё это направлено именно против меня. За Доде прячутся или Лоррен-Дитрих или Делонэ-Бельвиль 31. Может быть, и те и другие. Уж очень всё это не вовремя: как раз в тот момент, когда я только-только выпустил мою «Спидо» с двойными клапанами. Если мы не примем меры, то «Спидо» провалится к чёрту.

— Друг мой, — сказала Диана, — сядьте, прошу вас, у меня от вас голова болит.

Виснер опустился на шезлонг. Гюи тихо сидел под туалетом и возился с марками.

— Хорошо, — сказал Жорж, — но что же нам, голубчик, делать? Не могу же я посвящать их в свои дела только оттого, что эти башибузуки выдумали, будто у меня спрятаны карты Мон-Валерьена 32.

Виснер нетерпеливо ответил:

— Не валяй дурака. Дела у нас в некотором роде общие, и мне совсем ни к чему, чтобы ты показывал свою бухгалтерию первому встречному. Ведь рассказывали же вы что-то такое следователю! Какова бы ни была ваша версия, теперь придётся её держаться. Её не скроешь.

— Ты забываешь, что это очень неприятно для Дианы.

— Ну, это уж просто смешно! Теперь ты будешь защищать Диану от меня? Диана, дорогая, я не сомневаюсь, что вы бы никогда не наговорили и четверти той ерунды, которую порет Жорж. Диана, милый мой, понимает! Диана в делах разбирается лучше тебя.

— Что вам от меня надо, мой друг? — сказала Диана, медленно поворачиваясь всем бюстом к Виснеру.

— Вот тебе! Видел? Что мне надо, дорогая Диана? Чтобы меня не вынудило, не вынудило общественное мнение отвернуться от Жоржа. Я думаю, вы понимаете, что это означает для всех нас.

Было очевидно, что они понимали. Виснер продолжал:

— Чтобы отделаться от нелепых обвинений по нашему адресу, нам неизбежно придётся не сегодня-завтра рассказать, как было дело в действительности. Что же, по-вашему, хорошо это будет? Нет? Ну, значит, в таком случае надо, не дожидаясь, потихоньку начинать — хотя бы с капитана Сабрана. Жорж мог бы с ним поговорить…

— Спасибо, — сказал Жорж, — у меня на руках уже этот старый бурбон. — Он размахивал письмом Дорша. — Считаю, что с капитаном Диана справится гораздо лучше меня. А? Как ты думаешь, старуха?

— Если это необходимо… — ответила Диана, снова поводя бюстом среди вышитых простынь.

Вечером госпожа де Неттанкур и Эдуард обедали на улице д’Оффемон. У Дианы был длинный разговор с матерью. По дороге домой Эдуард, весьма оживлённый, спросил Кристиану:

— Что тебе сказала Диана?

— Диана святая женщина, — не вдаваясь в подробности, ответила госпожа де Неттанкур, — но мне необходимо повидать мадам Блэн.

VIII

В среду капитан де Сабран получил от Дианы письмо. Крупным почерком бывшей ученицы монастырского пансиона она писала, что не знает, как ей быть, что она никому не говорила о своём намерении написать ему, в особенности же она не хотела бы, чтоб об этом узнал её муж, что она в постели, со льдом на животе, и что всё, что ей остаётся, — это довериться ему, его благородству. Ей, очевидно, придётся перенести тяжёлую, может быть смертельную операцию, и ей не хотелось бы умереть, не поговорив с братом Пьера де Сабран. Может быть, он зашёл бы к ней сегодня или завтра, часа в три? Она постарается, чтобы её сына, Гюи, не было дома, а его проведёт к ней госпожа де Леренс, на которую можно вполне положиться. Жорж сейчас так занят делами, что она всегда одна. Диана писала, что она, конечно, могла бы обратиться к Маргарите, — ей так больно было не видеть её в эти ужасные дни, — но Маргарита ещё почти что девушка, поймёт ли она? Совсем другое дело — он. И так далее.

Капитан де Сабран сначала прошептал: «Какая наглость!» — и встал, чтобы пойти рассказать про письмо Маргарите. Но по дороге он остановился, улыбаясь: Маргарита и правда ещё почти девочка. Он перечитал письмо. На этот раз ему показалось, что местами письмо правдиво, и он невольно расчувствовался при мысли, что Диану будут оперировать: такая великолепная женщина! Вероятно, что-нибудь дамское. Как бы то ни было, следовало ответить. И лучше всего — сейчас же, раз она ждёт его сегодня. Он сел за письмо, но с первого же слова оказался в затруднении: chère madame, дорогой друг, милая Диана?.. Положение чрезвычайно щекотливое. Кстати, Диана ответа не просила. Она была уверена, что он придёт. Что же, разве он боится её? Ему стало стыдно. Лучше всего просто зайти к ней завтра.

В три часа (точно, по-военному) того же самого дня он был у дверей Дианы. Госпожа де Леренс провела его к Диане. Он не мог не заметить, что она называет его: «Капитан», и опускает глаза, в точности как содержательница публичного дома в Шалон-на-Марне. Диана, очень бледная, не подмазанная, читала, утопая в подушках постели. Из книги, которую она положила на одеяло, выпала сердоликовая закладка. Нагибаясь, чтобы поцеловать руку больной, Жак невольно прочёл заглавие книги: «Так говорил Заратустра», издание «Меркюр де Франс». Жак никогда не читал Ницше.

— Вы пришли. Как мне благодарить вас…

Она протянула ему руку и показала на кресло… Он придвинул стул. Усилие, которое пришлось сделать Диане, явно её утомило. Тягостное молчание. Жак де Сабран заговорил, немного нагнувшись к ней:

— Я был очень встревожен тем, что вы написали о вашем здоровье… Я думаю, что события последних недель имели к этому прямое