Базельские колокола - Луи Арагон

Жак де Сабран служил в генеральном штабе, но его могли в любой момент послать к чёрту на рога. Маргарита утверждала, что она не может жить без Парижа.

Иногда к ним присоединялся Виснер, и они ездили вместе в Булонский лес, в «Арменонвиль», на «Каскад» 22 или, смотря по сезону, и дальше — в «Голубой павильон» или к «Прекрасной велосипедистке». У Виснера был ослепительный «Мерседес». Это казалось странным, но он говорил, что так по крайней мере никто не может заподозрить его в том, что он за свою машину не заплатил.

— Такая машина, — объяснял Жак своей жене, — стоит тысяч сто франков. И говорят, что подарил ему машину кайзер. Я этому, кстати сказать, не верю. Но всё-таки я этого Виснера не люблю. Он социалист.

— Он очень милый, уверяю тебя, — протестовала Маргарита. — И к Диане он относится идеально.

— Н-да, говорят…

— Ну вот видишь, какой ты! И потом кто меня с Дианой познакомил? Ты же сам.

Никто не понимал, почему при их образе жизни у Брюнелей нет своей собственной машины. Они брали машину из гаража, и конечно, эти наёмные автомобили старомодны. Диана говорила, что они ей больше по вкусу, она терпеть не может быстрой езды. По правде сказать, она об этом забывала в машине Виснера.

Кроме того, их наёмной машиной главным образом пользовался Жорж. Случалось даже так, что в течение двух месяцев они совсем не брали машины. Начали болтать о том, что дела Брюнеля идут неважно. Тогда он нанял новую машину, роскошь которой выражалась главным образом в уйме порт-букетов 23, где всегда, независимо от времени года, стояли розы.

— Почему никогда не видно вашего молодого деверя? — заметила Диана Маргарите. — Он избегает нас?

— О, Пьер вращается исключительно в кругах полусвета, он невыносим! Жалко, он такой забавный!

— Неужели мы такие примерные, что пугаем его? Знаете что, пускай ваш муж злится, но если лейтенант де Сабран хочет, он может привести с собой весь «Пале-Рояль», меня это нисколько не смутит! Даже приятно будет после мосье Блэна!

— «Пале-Рояль» уже в прошлом. Он перешёл на «Опера-Комик».

— Господи, какая вы провинциалка. Какой же это демимонд? Это самый настоящий Сен-Жермен.

Но Пьер де Сабран всё-таки не появился на улице д’Оффемон. Диана как будто не обратила на это внимания, так как её окружало много новых людей. Маргарита облегчённо вздохнула, ибо Пьер сказал ей по поводу Дианы: «Уж если ты шлюха, то так и говори».

Ездили в машине Виснера к генералу Доршу; нагрянули к нему неожиданно. Генерал устроил для них парад гарнизона.

У Виснера были деньги в балканских предприятиях. Маргарита это не совсем понимала. Говорят, что там отвратительные дороги, разве там покупают много автомобилей? Да нет, это не имеет никакого отношения к автомобилям. Рудники в Сербии. И Виснер прибавил с гордостью:

— Я одалживаю деньги только королям…

Сербский король Пётр зимою прибыл в Париж, и много членов посольства, а также военный атташе беспрестанно бывали на улице д’Оффемон. Все они в той или иной степени были причастны к убийству королевы Драги и её супруга 24. Кто-то из них сидел в дни их царствования в тюрьме. В каком-то каменном мешке, говорят. Диана немножко кокетничала с одним из секретарей посольства, которого звали Милан и как-то ещё, этакий гусар, очень красивый собой, с большими чёрными глазами. Будто бы именно он и выбросил королеву в окно. Он очень хорошо катался на коньках. Маргарита, Диана и он — все вместе пошли как-то на каток. Катаясь с ней вдвоём (он тщательно следил за тем, чтобы кататься с Дианой и Маргаритой по очереди), он объяснял Маргарите, что усопшие монархи были на самом деле преданны Германии. Она никак не могла запомнить, которые из них Обреновичи и которые Карагеоргиевичи. Милан настаивал на германофильстве предыдущих монархов и на позорном состоянии страны под каблуком укротительницы Драги Машины. Никакой свободы. Сербия была просто немецкой колонией. Сейчас Сербия либеральная страна. Дух Французской революции проник туда вместе с новым монархом, который учился в Париже. И Милан в честь Франции выписывал на льду восьмёрки.

— Сербское общество гораздо культурнее, чем думают, chère madame. Я уверен, что в Эксе (вы из Экса? Нет? Ах, из Тулона!) гораздо меньше читают новую литературу, чем в Белграде или в провинции, в хорошем сербском обществе. Бурже, Фаррера, и даже Франсиса Жаммса…

— Ах, даже Франсиса Жаммса?

— Именно.

Маргариту это растрогало, она как раз с ума сходила по Жаммсу. Он так прелестно пишет об осликах, у неё у самой был осёл, которого звали Ту-фу.

— Вы давно знаете мосье Виснера? — спросил её серб во время очередного тура. Маргарита познакомилась с ним у Дианы. — Он очень милый. Не правда ли? Такой весельчак. И какой делец!

На эту тему Милан мог говорить без конца. Наконец он как бы по секрету прибавил:

— Могу вам доверить, что мосье Виснер очень много сделал для укрепления французского влияния в Сербии, очень много. Имя Виснера дорого сердцу каждого серба, сердцу каждого сербского патриота…

— Почему? — спросила, может быть, необдуманно Маргарита. Милан, пред тем как ответить, сделал фигурную тройку. И Маргарита чуть было не упала.

— Chère madame, — сказал он наконец, — это принадлежит истории. Именно истории.

Гюи очень полюбил сербов: он начал собирать марки, и вдруг вся пустая сербская страница его альбома заполнилась марками всех размеров. Больше всего ему нравились марки с изображением убитого короля, которые ещё имели хождение в первые дни царствования Петра I, — только на голову свергнутого тирана ставили чёрную печать с сербским гербом.

Генерал Дорш прислал ему целую пачку марок французских колоний, очень интересных, с фисташковыми пейзажами в малиновых рамках и с шоколадными ягуарами на фоне индиго. Негры из Обоко, из Джибути, чиновники Мадагаскара, которых негры несут на спине, — всё это, и даже английский жираф из Ньяссы, напоминали Гюи кузена Брюера, который, бывало, рассказывал за столом, как в Сенегале, в Дакаре, если хочешь, чтобы тебя уважали, нужно при встрече с идущим по тротуару туземцем согнать его на мостовую хлыстом, а не то он начнёт хамить. Кузен Брюер — человек очень суровый, в пенсне и со скрипучим голосом. Орден Почётного легиона. Рассказывали, что на Мадагаскаре, куда он приехал администратором сразу по окончании кампании, он не раз разыгрывал из себя англичанина. Гюи, разглядывая тридцатипятисантимовую марку Мадагаскара, старался представить себе кузена Брюера на филанзане 25, с пенсне на