Река течет через город. Американский рейс - Антти Туури

Пошли гуськом штемпелевать карточки прихода-ухода и, надев пальто, во двор к машинам.

В машине я думал, придется ли эту помолвку расторгнуть, как прошлую, письма теперь сжигать не понадобилось бы — об этом уж я позаботился. У себя в каморке сменил одежду, хозяйка принесла снизу газету. Она взяла ее днем без спроса у меня в комнате почитать и считала, что это в порядке вещей. Теперь она положила ее на маленький столик и пошла вниз так же беззвучно, как и поднялась. Я взял газету и стал читать ее внимательнее, чем утром, лежа на спине в кровати, читать было трудно — несколько десятков страничек были, естественно, не сброшюрованы. Прочитанные и непрочитанные странички я разложил отдельно на полу у кровати.

IX

В пять часов я пошел в бар поесть; когда вернулся, еще не было шести. Сунул в портфель книги Пихлая и поехал за реку.

Профессор открыл мне дверь и, впустив, провел меня на кухню и предложил сесть.

— Там сейчас эта невеста, не стоит им мешать, — сказал он.

— Ах, вот что!

— Она принесла ту книгу. Может, теперь дело двинется.

— А я принес вам вот что, — сказал я и дал ему книжки.

Пихлая осмотрел переднюю и заднюю обложки, взглянул на текст, пошел за очками на верхний этаж, вернулся и стал читать, сидя на стуле, две книги лежали у него на коленях, третью он держал в руках.

— У нас забастовка, но мне удалось, чтобы их сделали, — сказал я.

— Что? У вас забастовка? — переспросил он, не расслышав.

— Сегодня утром началась.

— Старый директор наверняка никогда бы не допустил, чтобы в типографии дело дошло до забастовки.

— Говорят, не допустил бы.

— Зато сын его допустил, — заметил Пихлая.

— Работают только доверенные лица рабочих, — сказал я.

— А что это значит? — спросил он и задумался, прервав чтение, но ненадолго.

— Если они работают, их Союзу нельзя предъявить обвинения. По крайней мере сразу нельзя, — сказал я.

— Но эти экземпляры моей книги вы все-таки умудрились выпустить?

— Даже весь тираж напечатан. Книжка-то ведь небольшая, да и тираж невелик.

— Ты читал?

— Так, поглядел, — сказал я.

— Ну и как впечатление?

— Ничего не понял, — сознался я.

Он на это не отреагировал, читал. В передней послышался стук, открылась и закрылась наружная дверь, и Пихлая поднялся и, подойдя к окну, стал поглядывать из-за занавесок. Затем он быстро сел за стол и принялся снова читать. Сын вошел, поздоровался и начал отмерять синей фарфоровой чашкой воду в кофейник.

— Ну, ушла уже? — спросил старик Пихлая.

— Кажется, сам видел! И чего ты шпионишь из-за занавесок? — ответил сын.

Он сообщил, что магистр дала ему еще две недели, чтобы закончить картину, принесла книгу, в которой на одной из картинок, исполненных коричневой краской в технике глубокой печати, изображен старик, и, хотя это делу не поможет, объяснениям теперь, как бы то ни было, конец.

— Я ее напишу, и в течение двух недель — ни капли водки, уж это точно. А когда картина будет готова, и я получу от наследников деньги, ноги ее больше не будет в этом доме, — сказал сын.

— Аутио принес мою книгу, — сообщил отец. Он показал сыну титул, и тот, держа кружку в руке, подошел посмотреть.

— «Возникновение первоэлементов в органической природе. Экспериментальная часть». Тут, похоже, нет ни начала, ни конца, — сказал сын.

— Тут как раз есть.

— Трудно поверить, — сказал сын и пошел обратно к электроплите, поставил кофейник на конфорку и включил плиту, щелкнув выключателем на ее переднем щитке. Он сходил в гостиную за книгой, принесенной магистершей, нашел картинку, на которой был старик, и, показав нам, засмеялся. Профессор сказал, что он пойдет в университет читать студентам лекцию, изменит тему и будет говорить о своей новой работе и о тех результатах исследований, которые теперь впервые опубликованы в виде книги.

— Посмотрим, что они тогда запоют. — Профессор хитровато улыбался.

— Они тебя высмеют, — сказал Сын.

— Это мы еще посмотрим, — не согласился отец.

— А можно прийти послушать? — спросил сын.

— Приходи, это и тебе полезно.

— И ты приходи, — обратился сын ко мне.

— Наверняка не пойду, — сказал я.

— Почему?

— Я ведь не студент.

— Да ты ничем от них не отличаешься. Веди себя уверенно, и никто не обратит на тебя внимания. У тебя достаточно глуповатый вид, как и у них всех. Что это за мероприятие? — спросил сын.

— Публичная лекция, — ответил отец.

— Разве ты можешь просто так изменить тему?

— Конечно, могу.

— Я должен буду пойти с Анники, — сказал я.

— Кто такая Анники? — спросил сын.

— Его невеста, неужели ты не помнишь? — сказал отец.

— У тебя есть невеста?

— Да мы же были с ней тут вчера.

— В самом деле?

— Неужели ты это не помнишь? — спросил я.

— У одного голова седеет, у другого глупеет, такова жизнь. Возьмем ее с собой, — сказал сын.

— Да ее такие вещи не интересуют, — сказал я.

— Ты мог бы съездить и спросить, — сказал сын.

— Заедем к ней, я возьму ее с собой, и мы можем подбросить вас в университет, — предложил я.

— Пойдемте все-таки с нами, — пригласил профессор.

— Я ведь ничего не пойму, — отнекивался я.

— Думаешь, я в этом что-нибудь понимаю? Пойдем послушаем, как они будут смеяться над моим стариком, — сказал Сеппо.

— Могли бы все-таки прийти послушать, — уговаривал отец.

— Разве ты не собирался начать работать? — напомнил я сыну.

— Никакой спешки нет. С бабенкой обо всем договорено. — И художник рассказал, как магистерша чуть было сама не нарисовала деда у него на холсте, с нее станется, она уже рыскала по комнате, хваталась за кисточки и краски и пыталась провести линии, чтобы придать лицу деда верное выражение. Она унялась лишь тогда, когда художник пригрозил, что сейчас же побежит на мост и бросится в водопад, как В. Лампи[14], и тут магистерша до того испугалась, что сразу же прекратила