Повести и рассказы - Амирхан Нигметзянович Еникеев

Когда я закончил играть, гости шумно начали восхищаться: «Вот молодец, спасибо тебе, шакирд! Однако я не слышал голоса Габдуллы-абый – он, не шевелясь, тихо сидел в своём углу. И всё же он ждал, что я буду играть ещё, это я сердцем почувствовал… И только для него я исполнил ещё две мелодии. Из них последней была «Аллюки»[45].

Салих почему-то неожиданно склонился к пианино и, подождав немного, тихо добавил:

– Вот так!

Я какое-то время не могла вымолвить ни слова, затем осторожно спросила:

– Но ведь позже он что-нибудь вам сказал?

– Не слышал, душа моя, не слышал. Закончив играть, я выбежал. Меня как будто лихорадило.

– Если бы вы не убежали, то сами бы услышали его благословение, – сказала я.

– А возможно, это было нужно – убежать?!

– Почему?

– Говорят, что всё об ученике принято говорить не ему, а его учителю.

– Но ведь и ученика надо поддержать!

– Не важно. Вдруг бы я зазнался, a зазнайство – это свойство мелких и завистливых людей. Хорошо, барышня Гуляндам, говорят ведь: «Больше дела – меньше слов», лучше перейдём к делу!

– Я слушаю, Салих-абый!

Салих придвинулся поближе к пианино, положил руки на клавиши, но прежде чем начать, сказал:

– По случаю смерти Тукая должна была выйти песня – невозможно было, чтобы не получилось такой песни. И эта песня рождается в душе любимого музыканта-поэта Загидуллы-абый Яруллина… Сначала Загидулла-абый назвал её «Памяти Тукая», но позднее, немного изменив, называет её «Марш Тукая». Обратите внимание на слова:

Бросил ты нас, Тукай, оставил навеки.

Тебя больше нет на свете, ты начал другую жизнь.

Другая жизнь! Это значит: вечно жить в душе народа!

Обычно очень нежно, мягко исполняющий Салих, на этот раз, широко расставив руки, начал по-богатырски сильно. Даже сам далеко откинулся назад. И музыка, найдя своего мастера, зазвучала много мощнее.

– Слышите, душа моя? – спросил Салих. – Сколько мыслей и чувств в этой музыке! Здесь есть и боль от большого горя, даже слышны всхлипывания от невыносимой боли, и в то же время эта музыка не даёт упасть человеческому духу, не оставляет без надежды, а наоборот: поднимает дух, вдохновляет, окрыляет для больших дел. На самом деле! А вот в этом месте, послушайте-ка, послушайте! Не звучит ли здесь какая-то торжествующая гордость?! Гордость за Тукая, за народ, породивший Тукая. Вы это слышите?!

Да, слышу я, слышу! И не только слышу, а от какого-то щемящего наслаждения от неизвестной радости захотелось заплакать. Оказывается, музыка и народ, если соединятся вместе, поднимают какие-то глубоко лежащие ощущения. А кроме того, мне захотелось спросить у Салиха: «А вы смогли бы такую музыку написать?» Но боюсь неосторожно коснуться очень скрытого желания (если такое желание есть)!

Проиграв два раза, Салих остановился, опустив от изнеможения плечи, немного помолчал. После этого, уступая мне место, произнёс:

– Ну, теперь вы попробуйте!

– Нет, – ответила я, – после вас у меня руки не поднимутся, не уговаривайте!

– Почему?

– Да так уж, не отважусь… А лучше вы мне что-нибудь ещё сыграйте!

– Ладно, раз так, – сказал Салих, – и, как-то странно дрогнув одним плечом, сел за инструмент. – Следующее… следующее, Гуляндам, будет романс!

– Романс? Вы серьёзно говорите?

– Конечно! Сначала был марш, теперь – романс! Называется «Моя любовь».

– Интересно! А кто написал его?

– Уфимский певец Фаттах Латыпов! Говорят, он положил на ноты стихи поэта Сагита Сунчелея.

– Ну, как там это? – Припоминая слова, он тихонько попробовал пропеть: «Жизнь без тебя – ветреное море, свет очей моих!» И присоединившись к этой фразе, он заиграл.

Не стоит и говорить, что это не было похоже на мелодии, которые мы знали и играли прежде. И звучание, и течение мелодии было новым, непривычным для слуха!.. И слова очень странные – как бы это выразить? – есть какое-то сумасшествие, терзание в этих словах:

Почему ты скрылась от меня?

Почему отправилась к небесам?

Почему, любя меня,

Выбрала объятья гроба?..

И мелодия, и слова очень подходят друг другу, в них слышны тоска, горечь, разрывание души. Короче, понравился мне этот романс!

Завершив исполнение, Салих спросил у меня:

– Ну как, душа моя?!

– А вам как? – в свою очередь спросила я.

– Я – влюблён! – одним словом ответил Салих.

– До такой степени кажется хорошим?

– Так, что могу только позавидовать. И всё же здесь есть большая радость в том, что и у нас, наконец, начала рождаться настоящая музыка. Вот тебе и марш, вот тебе и романс!.. Но это только первые ласточки… Вслед за ними однажды появятся симфонии и даже оперы. А если «Священник Фатхулла» Фатиха-абзый[46] не останется только несбыточной мечтой?!

И, возможно, ему самому ещё суждено услышать татарскую оперу!

– Откуда у вас такая вера?

– Время пришло, Гуляндам, время!

– А всё же ещё и люди нужны… А где композиторы?

– И они будут… Иначе для чего говорят о национальном освобождении?! Не открытие ли это пути таким угнетённым народам, как наш? А таланты найдутся, они есть!

Мне так захотелось спросить: «Может, и вы начнёте писать музыку? Но почему-то на этот раз язык не повернулся. Честно говоря, у меня было какое-то внутреннее ощущение, что он не останется только блестящим исполнителем, а рано или поздно сам начнёт писать музыку. Только ему самому я не сказала об этом ни единого слова. Даже нечаянно…

– Ну, если «Любовь моя» вам так понравилась, попробуйте сыграйте сами.

На этот раз я не отказывалась. В душе мне самой очень хотелось сыграть «Мою любовь». Салих немного отошёл в сторону, а я осторожно начала. Нет, вроде не так… А как же? Пожалуй, вот так… Да, точно так! «Ухватив» мелодию, почувствовав её, вдохновенно отдавшись этой теме, я сыграла её до конца! Я даже не почувствовала, как Салих подошёл и встал позади меня, только услышала, как он, склонившись к моему уху, прошептал:

– Цветок мой, я поражён!

Услышав это, я вздрогнула. Его тёплое дыхание коснулось моей шеи – я подумала, что он сейчас поцелует и, замерев, вся сжалась в этот момент. Однако он… не поцеловал, а сел рядом и, взяв мою левую руку в свои ладони, глядя мне прямо в глаза снова повторил:

– Я поражён! Вы, моя умница, так здорово уловили мелодию… я даже не знаю, что сказать. Талант, истинный музыкальный талант – только это!

– Вы преувеличиваете, Салих-абый!

– Вовсе нет! – сказал он очень серьёзно. – Я не люблю преувеличивать, кроме того, в таком тонком деле нельзя преувеличивать. Знаете, познакомлю-ка я вас с одним очень хорошим музыкальным деятелем.