Повести и рассказы - Амирхан Нигметзянович Еникеев

– Это почему ещё?

– Там… наверное, много людей.

– Только мои друзья-музыканты, – ответил Салих.

Затем он мягко погладил мою котиковую муфту для рук и, как бы уговаривая капризного ребёнка, смеясь, добавил:

– Киса, киса, кисонька, не бойтесь, там нет злых собак!

– Умеете же вы обхаживать! – невольно рассмеялась я.

Мы вошли в темноватый театральный коридор. Когда мы его миновали, Салих провёл меня на второй этаж в небольшое фойе с окнами, выходящими на улицу.

Здесь находилось три человека. Двое беседовали о чём-то, сидя у рояля, а третий в стороне, довольно-таки далеко от них, склонив голову к прижатой к груди скрипке, что-то тихонько наигрывал кончиком смычка… Салих принялся знакомить меня с ними.

– Это Мухаммет-абый Яушев, – показал он на скрипача. – А этот Файзи Биккинин – и скрипач, и гармонист. А вот этот молодой человек – мой друг с мальчишеских лет. Мансур Музафаров.

Все трое, поклонившись, пожали мне руку.

– Барышня Гуляндам, – сказал за меня Салих. – Я говорил вам о ней.

– Да, слышали, – ответили молодые люди. Тот, которого назвали Мухаммет-абый, тут же предложил мне сесть. Этот небольшой человек выглядел самым старшим из них, под носом у него была щепотка чёрных усов, сам же он производил впечатление очень подвижного человека. Как будто он ни минуты не мог находиться без движения, так же, как и его очень чёрные глаза. Белолицый Биккинин, тоже невысокого роста, и при этом совсем другого темперамента – скромный, сдержанный и совсем не стремится, как предыдущий, выделиться…

А тот, который Мансур, совсем молоденький, только что вышел из подросткового возраста, очень застенчивый, когда здоровался со мной, как девушка, покраснел до кончика подбородка.

И я тоже в первые минуты чувствовала себя скованно, но почему-то весьма быстро успокоилась. Парни вели себя очень просто, на меня, блестя глазами, не пялились. Тут же начали между собой беседовать, чему-то посмеялись, – чувствовались дружба и единение между ними. И ещё я заметила нечто. Салих для них не только близкий человек, но и более высоко стоящая личность, они на него смотрят с уважением.

– Султан-абый не приходил ещё? – спросил Салих у ребят.

– Вот-вот должен подойти, – ответил Мухаммет, – может, начнём?

– Подождём немного, – сказал Салих, а затем обратился ко мне:

– Мы хотим для Султана-абый сыграть кое-какие новые произведения. Вы тоже заодно послушаете.

Они, оказывается, хотят своим маленьким оркестром сыграть ряд татарских песен на основе полифонии, то есть различными голосами. Будто бы очень красиво получается. Говорят, мелодии песен как-то обновляются, обогащаются узорами, и даже звучание усиливается. И это новшество оркестру впервые предложил Салих.

В это время ещё один человек, осторожно открыв дверь, бесшумно вошёл в комнату. Войдя, он снял пальто и аккуратно сложил его на спинку стула. И только тут друзья его увидели.

– А вот он и сам!

То есть это и есть Ахметсултан Габяши! Надо сказать, он тут же привлёк моё внимание. По какому-то замыслу и этот был маленького роста (или уж все музыканты по одному шаблону сделаны), но даже от всех остальных он сильно отличался своим обликом. Большеголовый, с выступающим лбом, темнолицый; туловище длинное, а ноги короче, чем следует, при ходьбе покачивается, как утка. Короче, красивым его никак не назовёшь. Однако от всего его облика исходила свойственная только людям с очень светлой душой чистосердечность и какая-то ласковость. Особенно его большие глаза смотрят, как у детей, открыто, только на самом их дне как будто бы проступает скрываемая грусть… И толстогубый рот его улыбается несмело, как бы стесняясь.

Вот он не спеша подошёл к своим товарищам, с некоторыми поздоровался за руку. Я стояла чуть в стороне. Он обернулся ко мне, и Салих тут же быстро представил:

– Это и есть барышня Гуляндам.

Султан-абый подошёл ко мне, молча подал свою маленькую руку и только после этого спросил:

– Вы ученица Салиха?

– Да, – ответила я, почему-то смутившись.

– Слышал, от Салиха многому можно научиться, – очень просто сказал он.

Однако Салих, смеясь, тут же поспешил вставить своё слово:

– Вы, Султан-абый, меня так высоко не поднимайте, цыплят ведь по осени считают.

– Уверен, потому и говорю.

– А меня одно вдохновляет, – добавил Салих, – занятия с барышней Гуляндам мне и самому очень полезны.

– Так и должно быть. Обучать – значит учиться, особенно в музыке.

По-моему, Султан-абый произнёс очень значительные слова, но просто, как нечто обыденное, так что остальные на это даже не обратили особого внимания. И они тут же начали говорить о своих делах. Сидя в сторонке, я поняла из их разговора: в конце февраля при участии артистов и любителей должен состояться большой концерт. Этот концерт организуется по просьбе товарищей комиссаров в пользу раненых красноармейцев. Раньше, то есть до большевиков, такие концерты устраивались довольно часто. Их называли «Восточные вечера»… Как теперь их назовут – это пока неясно, по крайней мере проблему названия, должны, видишь ли, решить товарищи комиссары…

Короче, здесь так же, как и на «Благотворительных вечерах» будут устраиваться национальные игры, танцы, большие литературно-музыкальные вечера. Возможно, будет и национальная кухня, если найдут для буфета продукты. Кроме того будут, оказывается, собирать помощь (например, очень надеются, что женщины принесут вязаные тёплые носки, варежки-перчатки)…

Вот такая предстоит большая работа.

Подготовка песенно-музыкальной части вечера возложена на Султана-абый Габяши. Получается, что музыканты сегодня собрались ради этого. Они взялись за дело с большой энергией – ведь речь идёт о помощи красноармейцам!.. Салих со своим оркестром подготовили специальную программу – сегодня они собираются показать её Габяши. Однако ещё кое-кого надо было подождать. Поэтому, видимо, когда они обсудили свои дела, Султан-абый обернулся ко мне и, очень мило улыбнувшись, сказал:

– Может, барышню попробуем послушать? Салих, вы разрешите?

– Я – с удовольствием, – быстро ответил Салих, – но что сама барышня скажет?!

– Барышня Гуляндам… так ведь? – обратился Султан-абый ко мне. – Барышня Гуляндам, всё зависит от вас… Если бы вы сыграли, мы бы были очень довольны.

– Ой, нет! – испуганно ответила я.

– Почему? – спросил Султан-абый, удивлённо подняв брови. – Что в этом такого? Вы умеете играть, а нам очень хочется послушать, не так ли, господа?

Его товарищи, помедлив, ответили:

– Совершенно верно! – заговорили они. – Очень редко приходится слушать, как барышни играют на рояле.

– Слышите?.. Ну идите, садитесь.

Когда взрослые дяди так искренне просят, было бы неприлично упрямиться. И всё же я сомневалась – что ни говори, это ведь своего рода некое испытание!.. А если не сумею сыграть, что делать буду?! Ну, ладно, сыграть-то сыграю, только, что эти дяди скажут?.. Ко мне подошёл Салих и, как обычно, мягко,