Повести и рассказы - Амирхан Нигметзянович Еникеев

– Ахметсултан Габяши…

– А для чего вы хотите меня с ним познакомить?

– Пусть увидит, услышит, как вы играете. Он очень образованный человек, хорошо знает музыку… И сам… очень симпатичный человек, – ответил Салих, слегка улыбаясь.

– Нет, не надо, не знакомьте… Ещё влюблюсь, – сказала я, пытаясь обратить всё в шутку.

– Гм-гм! – прокашлялся Салих. – Я не против, достойный человек!

– А если я не захочу?

– Всё равно познакомлю!

– Для чего? Зачем это нужно?

– Нужно, душа моя, для вас самой это нужно!

– А я ни с кем, даже с очень хорошим, очень симпатичным человеком знакомиться не хочу.

– Что за упрямство? – вдруг рассердившись, сказал Салих. – В конце концов вы должны меня слушаться. Не забывайте, я – ваш учитель!

А мне хочется нарочно поупрямиться, чтобы проверить, на самом ли деле он обидится.

– А если не буду слушаться?

– В таком случае получите наказание.

– Какое наказание?

Салих с трудом сдерживаясь, чтобы не рассмеяться, сказал, нахмурив брови:

– Я отодвину тот большой сундук и поставлю вас в угол.

Тут уж я рассмеялась:

– У-у, это же очень тяжёлый сундук! Наши сундуки по четыре человека поднимают.

– А я вынесу из соседнего медресе от какого-нибудь шакирда его маленький сундучок, заселённый тараканами, и вместе со всем его мусором занесу к вам.

– Ой! Нет-нет, не надо. Я очень боюсь тараканов! – И как маленькая, замахала руками.

Мы оба смеялись до слёз. Наконец, насмеявшись, Салих напомнил мне о сделанном им самим предложении:

– Хорошо, Гуляндам, я сообщу вам, когда мы встретимся с Султаном-абый. А теперь, с вашего позволения, мне пора уходить!

– Что так быстро?

– Меня ждут мои парни, – затем, поклонившись, тихо произнёс: – Не забывайте про «Мою любовь»!

…Поскольку папы не было дома, я сама вышла его провожать.

Из-за тесного пространства у наружной двери, мы оказались на небольшом расстоянии, почти лицом к лицу друг к другу, и я, припав к стене, затаила дыхание, ожидая чего-то. Но Салих не потянулся ко мне, только сильно сжал мою левую руку и шепнул: «Прощайте, мой цветок!» И я, то ли от сожаления, то ли от радости, глубоко вздохнув, поспешила в дом.

Через какое-то время после того, как я проводила Салиха, мы втроём сели пить чай. Папы нет, он где-то чистит дорогу. В каком он там состоянии, бедный?! Мама печальная, но внешне сдержанная – она не любит жаловаться. Во мне вдруг проснулась совесть, душа заныла: папа в таком положении, а я как ни в чём не бывало, романс разучиваю. Хорошо ли это, правильно ли?.. Ладно, хотя пока никакого большого горя не случилось, на душе почему-то беспокойно и тяжело.

После чая мы разошлись по своим комнатам. В доме тихо. Бессонная зимняя ночь. Неохотно раздевшись, я легла в тёплую постель и начала читать Купринскую «Суламифь» в журнале «Aң»[47]. Очень красиво, очень поэтично написанное произведение, но по какой-то причине не удавалось с большим интересом погрузиться в чтение – мысли уносились куда-то далеко. И мысли какие-то – ни начала, ни конца нет, плывут как подвижные облака с большой высоты, подходят и удаляются. Измучившись, бросаю журнал, встаю с места и, прикрутив фитиль лампы, подхожу к окну. На душе неспокойно, душе что-то нужно… А на улице удивительно тихо. Бледно-синяя ночь, на чистом снегу не видно людских следов… Высоко в холодном небе – тоненький новорождённый месяц. Это первый увиденный на моём девятнадцатом году молодой месяц! Что он мне обещает, что меня ждёт в будущем? Год длинный, год опасный, впереди родятся и станут полными много месяцев – мне очень трудно представить, что будет впереди, очень трудно! А ты не отвечаешь, мой таинственный холодный месяц?!

VIII

Салих меня должен ожидать на перекрёстке у Сенного базара, оттуда мы пойдём в Большой театр на их репетицию. Быстро Салих ухватился за эту идею… Ещё только на прошлой неделе он говорил, что познакомит меня с Султаном Габяши, и вот теперь, несмотря на мои отнекивания, уже меня ведёт. Салих говорит, что мне необходимо знакомиться с музыкантами, входить в мир музыки. Конечно, наверное, это так, только я смущаюсь, немного даже боюсь, потому что… очень уж это новый мир для меня! Пусть конец будет добрым, как говорит моя мама!

То, что мы называем «Сенной базар», на самом деле называется Евангелистовской улицей. Благодаря тому, что это очень широкая улица, на ней издавна сельский народ торгует сеном. Отсюда и понятно, почему народ так называет эту улицу. Это звенящее татарское гнездо, но даже на этой улице, то есть на пересечении Евангелистовской и Захарьевской улиц, установили большую белую церковь, но по всей окрестности много маленьких мечетей…

…Похоже, что сегодня один из русских праздников, двери церкви широко распахнуты, вдоль лестницы толпятся иссохшие старики, попрошайничающие нищие калеки. Когда я подходила, Салих ожидал в сторонке, недалеко от этих людей, повернув голову в сторону. Не осмеливаясь подойти к этому месту, я растерянно остановилась. Но Салих сам увидел меня и поспешил навстречу.

– Извините! – сказал он смущённо.

– Почему вы стояли там среди попрошаек? – спросила я, не скрывая своего удивления.

– Конечно же не для того, чтобы просить милостыню, – ответил Салих, смеясь. – Я слушал церковный хор… так хорошо поют, чёрт побери!

– И вы это любите?

– Я всё люблю слушать, Гуляндам, и даже церковный хор!.. А если говорить без шуток, церковный хор – это ведь само по себе большое искусство!.. Искусство, которое создавалось веками, поэтому слушать его вовсе не грех!.. Пошли?

Мы направились в сторону моста через Булак, Салих продолжал говорить, он рассказал мне, как такие великие композиторы, как Себастьян Бах, Моцарт, вдохновлялись музыкой различных религий и писали музыку специально для исполнения в храмах. А в конце, вздохнув, добавил:

– Только наши мечети лишены музыки. Если бы шариат допустил в мечети хотя бы курай и зурну, духовенство не относилось бы так отрицательно к музыке. А как сильно мы отстали из-за этого!

Я вдруг почему-то неожиданно спросила:

– А вы любите слушать азан[48]?

– Да, особенно вечерний азан… Я слушал его в деревне, на закате солнца. Удивительно печально и мелодично звучит в это время азан. Он как будто бы отделяет тебя от мирской суеты, от мыслей, надежд – всё это вдруг становится каким-то мелким. Только в конце уж слишком печальным становится и хочется скорее вернуться в этот грешный мир… Жизнь ведь интересна, Гуляндам?!

Так, свободно беседуя, мы подошли к Большому театру. Снова какое-то сомнение охватило меня и заставило остановиться у дверей. Салих тоже остановился:

– Почему-то… чувствую себя