Повести и рассказы - Амирхан Нигметзянович Еникеев

это, он, собираясь послушать, отошёл в сторону… Я же, услышав его имя «Карим», вычислила, кто он. Этот коренастый, ловкий человек на самом деле был Карим Тинчурин. Прославленный артист и литератор!..

Но, к сожалению, я поняла, что не смогу перед ним петь. Как-то одновременно почувствовала себя и опустошённой, и расслабленной. Похоже, что Султан-абый понял моё состояние.

– Ладно, господа, не станем неволить барышню! – сказал он, немного подумав, а мне лично сказал следующее: – Вы можете петь… Правда, голос не очень сильный, но мягкий, приятный, дыхание очень свободное… Возможно, будете сильнее петь… Короче, Салих верно сказал: вы можете петь на сцене…

Затем он обратился к Кариму Тинчурину:

– Карим, мы собираемся барышню Гуляндам пригласить на наш вечер. Что вы скажете?

– Хорошее дело! – сказал Тинчурин, встав со своего места. – Барышне можно петь со сцены, очень даже можно. – Вы слышали, это вам Карим-абый говорит! Конечно, некоторая подготовка потребуется. Со своей стороны могу посоветовать барышне быть смелее – сцена любит смелость.

– Теперь, барышня, мы хотим услышать ваше слово. Что скажете? – ласково глядя, обратился ко мне Султан-абый.

Что сказать?.. Поблагодарив, отказаться? Нет, это выглядело бы как большое неуважение. Такие уважаемые господа обращаются с доверием… Потом, это ведь удивительно захватывающе – петь, выйдя на сцену… Какие сладкие мечты это пробуждает в тебе?! И в душе я уже готова была согласиться, но всё же почему-то сказать прямо сейчас слово «согласна» я не решилась.

Наконец, заставив всех подождать, я сказала:

– Простите меня, Султан-абый, ничего не могу сказать прямо сейчас, дайте мне время подумать.

– Хорошо! – сказал он, усмехаясь. – Думайте, мы вас не торопим… А уж, если согласитесь, ваш репетитор рядом, вместе приготовьте ещё несколько песен. Салих, слышите?

– Слышу, Султан-абый! – энергично ответил Салих. – Будьте спокойны, и согласие от барышни получу, и песни приготовлю.

На этом разговор окончился, я собралась уходить. В комнате стало больше народу, среди них появилось несколько девушек.

– Куда торопитесь? – удивлённо спросил Салих.

– Пора, Салих-абый, пора, – ответила я, как будто на самом деле куда-то спешила. А если правду сказать, мне не хотелось сидеть на их репетиции, будучи посторонним человеком.

Салих, похоже, понял моё состояние, не стал больше уговаривать и вышел проводить меня на улицу.

Остановившись возле двери театра, я ему с настоящей обидой сказала:

– Салих-абый, вы меня в такое затруднительное положение поставили, разве так можно?

– Как? – ответил Салих спокойно, – я ведь привёл вас знакомить. Сказал об этом заранее.

– Разве так знакомят?.. Перед абсолютно незнакомыми людьми заставили меня играть и петь.

– Да, именно так знакомство и происходит. Для этого я и привёл вас к музыкантам.

– А почему вы заранее мне об этом не сказали?

– Если заранее сказать, разве удалось бы вас привести, – ответил Салих, простодушно рассмеявшись. – Вы же как… как жёлтая синичка, только опасность почуете, так норовите улететь.

– Вот уж не думала, до чего вы хитрый. Ладно, я тоже вам это припомню, скажете: вот так ответила!

– Цветок мой! – произнёс Салих, глядя мне в глаза, – вы неужто всерьёз обижаетесь?

Я не смогла ответить. Моя обида уже расстаяла. Почему-то в эту минуту он показался мне очень близким и дорогим.

– Вы идите обратно, – с беспокойством сказала я. – Простудитесь, ведь с непокрытой головой вышли.

– Тогда, прощайте! – произнёс он, пожав мою руку, и, не выпуская её, осторожно добавил: – Тепло этой мягкой руки спасёт меня и от северных холодов, Гуляндам!

– Не говорите! – смогла я только прошептать, и, опустив голову, быстро пошла… Через некоторое время, не утерпев, обернулась: он всё ещё, не чувствуя зимнего холода, всё стоял и смотрел в мою сторону…

IX

Ax, если бы я заранее знала, чем моё участие в этом вечере обернётся для меня! Ладно, это ведь было невозможно. Потому что я думала только в одном направлении, только об одном: участвовать или нет?.. На мою молоденькую неопытную голову и этого с избытком хватало. Итак, что мне делать – участвовать или нет?

С одной стороны, выйти на сцену и петь как будто бы не так уж и страшно. Поют ведь такие, как я. Такие же: с двумя руками, с двумя ногами любители, раз есть Богом данный голос, выходят и поют. А мне ведь такие господа, как Габяши, Тинчурин! сказали: вы, барышня, можете петь. Раз так, почему не рискнуть?!

Ну ладно, рискнула, например, и вышла. Стою совсем одна на середине освещённой сцены, а из темного зала на меня уставились сотни глаз и будто бы говорят: «Ну, красавица, послушаем-ка мы тебя!», и оценивают мою фигуру, одежду, каждое моё движение. Нет, пугает это меня, пугает!.. Боже сохрани, а если вдруг голос пропадёт или забудешь песню? В зале шёпот, смех начнётся, а если вдобавок кто-нибудь ещё свистнет – можете себе это представить?! Это ведь, можно сказать, в одно мгновение ты полностью падаешь и, окончательно опозорившись, убегаешь со сцены. А что скажут пригласившие меня, связавшие со мной надежды, взрослые дяди? Они даже не посмотрят на меня, мол, зачем пригласили эту мямлю, будут в душе сами себя ругать (возможно, некоторые, например, Султан-абый, станут даже утешать, но мне от этого будет какая польза – стыд и позор всё равно ведь останутся!). А Салих… Салих что подумает, что переживёт? Когда я думаю об этом, по сердцу пробегает ледяной холод… Нет, рано мне ещё осмеливаться! Не пришло ещё время для этого, не пришло!..

Я уж и не говорю о родителях. Просить разрешения заранее нет смысла – известно, даже рта раскрыть не дадут. Если узнают позднее, дома вспыхнет большой скандал. Видишь ли, их единственная дочь, которой ещё не исполнилось семнадцати, пошла куда-то в среду артистов и пела на сцене! Они придут в ужас. Особенно мой папа не перенесёт этого, и его приговор будет суровым!.. Прежде всего, меня разлучат с Салихом, найдут какую-нибудь причину, и, соблюдая приличия, прекратят его преподавательские визиты. Ну а для меня может ли быть более страшное наказание?!

Вот такие бессонные ночи, страхи, опасения, размышления до головной боли, от переживаний даже тихие слёзы… Боже, за что это? – Надо было взять и только сказать: «Нет, не получится!» А я, несмотря на всё это, взяла и согласилась. И знаете ведь, что главная причина всего – мой очень упрямый друг Салих. Он настаивал, уговаривал и, наконец, убедил. Удивительно, для него всё очень ясно и просто было: опасения – это что за слова?! Разве такой человек, как Султан Габяши, без разбору пригласит кого-то? Верить в себя надо, душенька, верить! – без этого нельзя заходить за