Повести и рассказы - Амирхан Нигметзянович Еникеев

В это время к нам подошла Уммугульсум Болгарская.

– Здравствуй, Салих! – сказала она как-то по-родственному.

– Здравствуйте, Гульсум-апа, – почтительно ответил Салих.

– Стоит сюда зайти, никак не могу выйти, – пожаловалась она. – А много народу в зале?

– Очень много, можно сказать, аншлаг.

– Хорошо, раз так… Раненым достанется больше вознаграждения.

– Конечно!

– А кто эта красивая барышня? – спросила Гульсум-апа, переведя на меня свой ласковый взгляд.

– Извините, Гульсум-апа, – тут же ответил Салих, – это барышня Гуляндам, она участвует в сегодняшнем концерте!

– Вот как? То есть новая певица! В первый раз?

– Да, впервые!

– Понимаю ваше состояние, моя красавица! – сказала Гульсум-апа, погладив меня по спине. – В первый раз выступить перед народом – это то же самое, как переплывать неизвестную большую реку!.. Но вы постарайтесь быть спокойной, милая моя, мы все это переживали, и вы, Бог даст, переживёте!

Вот так меня утешала знаменитая опытная артистка. Конечно же, её мудрые слова немного добавили мне уверенности. А тут ещё за сценой послышался громкий голос Габдрахмана Камала:

– Товарищи, внимание! Сейчас начинаем, прекращаем шум и движение. Каждый должен быть готов, зная, за кем его выход!

Начинается! Это подействовало, как удар колокола… за сценой стало тихо, всех, даже опытных артистов, на мгновение охватило некое важное напряжение. Моё сердце начало биться так, что казалось, вырвется наружу. Как будто бы я не знала, что эта минута наступит!

Уммугульсум-апа тихо сказала:

– Ладно, пойду-ка я в зал. У меня здесь пока дел нет. Успеха вам, милая.

– Спасибо, – ответила я трясущимися губами.

Вот медленно раздвинулся занавес. В тёмном зале затих шум. Оттуда на освещённую холодную сцену пробивалось тёплое человеческое дыхание, обнаруживая внимание и ожидание сотен людей. Немного заставив себя подождать, из-за двух «деревьев», легко шагая, вышел Габдрахман Камал и по диагонали прошёл на самый край сцены.

…Он начал что-то говорить. Очень энергично, пламенно, при этом его звенящий голос резко звучал над темнотой зала. То ли от того, что он стоял к нам спиной, я толком не различила первых слов. Только последние слова долетели до нас:

– Восток пробудился! Кандалы сломаны! К народам, которых раздавливали веками, пришла настоящая свобода. Сегодня мы переживаем великое торжество этого. Однако мощные, кровавые битвы ещё не закончились, товарищи! Острая борьба, немилосердная борьба продолжается, товарищи! Нет сомнения, что эта борьба завершится победой пролетарской революции! Сегодняшний вечер мы посвящаем верным борцам революции – героическим красноармейцам. Пусть солнце свободы светит над всем миром!

И он склонил голову. Народ бурно зааплодировал. После этого Камал-абый объявил первый номер концерта:

– Музыкальное трио! На скрипке – Мухаммет Яушев, на гармони – Файзи Биккинин, на мандолине – Мансур Музафаров!.. «Марш лебедей!»

На сцену вышли трое парней и начали играть стоя.

– Почему вы дрожите? – тихонько спросил Салих.

– Сама не знаю! – ответила я, вся съёжившись от страха.

– Не надо, душа моя… Успокойтесь!

Нет, это не от беспокойства и переживания. Я даже не думаю о том, что скоро мне выходить. Просто в меня сильно проник холод – вот он и гуляет по всему телу… Ну и нервы шалят, возможно, но и влияние музыки есть. Музыку я никогда не могу слушать спокойно, нет, не могу!.. А три парня так, видно, понимают друг друга, с таким мастерством играют!.. После «Марша лебедей» шли «Девушка Бибикай», «Пороховой Фатих», «Солдат Шакир», «Гульмарфуга»… Народ их долго не отпускал, многократно вызывая на «бис», заставляя много играть.

После них вышел петь коренастый студент в зелёной тужурке с медными пуговицами, его чёрные волосы были разделены пробором. Похоже, что башкир. Свободным, сильным голосом он спел «Ашказар», «Караван сарай», «Телёнок с колокольчиком». Очень довольные зрители аплодировали и ему.

Но самое глубокомысленное выступление сделал странный человек с длинными чёрными волосами до плеч, который одиноко стоял в стороне, ни с кем не разговаривая. Камал-абый торжественно объявил: «Мухтар Мутин!» Вот, оказывается, кто это… Даже в его имени и фамилии есть что-то притягивающее!

Он неторопливо вышел и, не приближаясь к краю сцены, остановился на её более затемнённой части. Некоторое время смотрел на замерший в ожидании зал и тихо произнёс:

– Рассвет… татарин спит, –

вот так он начал, не объявив даже названия стихотворения! И, заставив вздрогнуть слушателей, продолжил с каким-то отчаянием, страданием и горечью:

Меня мысли пробуждают,

Не уснуть мне сном глубоким,

Вместо сна я размышляю

Совершенно одинокий.

Не даёт покоя, сна

Мне отцовская вина.

Сильный, красивого тембра голос артиста был очень богат интонациями. Вот он переходит к самой высокой точке стихотворения, обращаясь к… Богу, одновременно и жалуясь, и угрожая:

У татар боголюбивых

Их защитник – один Бог.

Бог, скажи, ответь правдиво,

Чтоб понять татарин смог:

Что же это за вина

Всем татарам вменена?

Чтоб понять это смогли

До скончания Земли.

Завершая чтение, он, открывая важную истину, как бы освобождается от мучений, и вместе с тем обращается к народу с героической и торжественной концовкой:

Не умри невежей тёмным,

Будто заново родись,

Просвещенья дух огромный,

Человек, впитай, трудись.

Знанье, счастье добывай,

А на Бога не кивай![50]

Само стихотворение, рождённое в результате глубоких горестных переживаний да ещё прочитанное с таким пониманием и чувством, окончательно околдовало зрителей, и они беспрерывно аплодировали, вызывая артиста на «бис». Однако Мутин-абзый со спокойным выражением лица обвёл взглядом шумящий зал вплоть до галёрки, лишь слегка склонив свою гривастую голову, некоторое время так спокойно постоял. Затем неожиданно поднял её и с такой же спокойной гордостью не спеша ушёл.

– Этот артист однажды поднимет шум на татарской сцене! – сказал Салих ему вслед.

Тут же к нам подошёл Камал-абый:

– Барышня, скоро ваша очередь, будьте готовы, – сказал он торопливо.

А Салих, как всегда шутливо, старается успокаивать меня: «Вон, берите пример с Мутина, будьте, как он, гордой, холодной, спокойной. Забудьте о зрителях, пойте только для меня, тогда и зрители полюбят вас».

Ему легко говорить! Знал бы он моё состояние… а возможно, знает, раз старается успокоить.

Чу, не меня ли Камал-абый объявляет? Очень громко, на весь зал:

– Юная любительница музыки барышня Гуляндам Султанова! За роялем – Салих Сайдашев. Милости просим!

Я даже не чувствовала, что он идёт за мной. Рядом Камал-абый, склонившись, спрашивает: «Какая первая песня?», я не могу пошевелить губами. Тогда он громко на весь зал объявляет:

– «Мадинакай»!

А в зале