Записки времён последней тирании. Роман - Екатерина Блынская

Уже никто не верил в то, что можно остановить его…

Нерон много сделал для мира и Римской империи. Но он уничтожил свой род.

Риму ещё жить в веках, но хватит с него тиранов.

Нерон уже сделал со всеми всё, что хотел, и что ему только ни грезилось ещё сделать. Он представлял себя и животным, и женщиной, и мёртвым, и, подражая Еврипиду, натягивал на себя всё новые роли, не имея понимания, как с ними справляться.

Ведь как он и хотел быть актёром, он не мог им быть.

***

Нерон стал приходить ко мне ненадолго. Лежал в ногах на моей жёсткой кровати и рассуждал о прошлом.

– Я не хотел убивать Поппею… Она подвернулась мне сама, под руку! Я был пьян и не понимал, что делаю! Разве у тебя такого не бывает? А? – спрашивал он меня, перебирая серебрёные струны кифары.

– А у меня неплохо получилось, а?

– Что получилось? Убить Поппею, Октавию и матушку?

– Ты взываешь к моей совести, но не понимаешь, что её нет, Актэ!

– Я знаю, что она есть.

– Да, ко мне приходят призраки… Они везде, всюду… я даже не боюсь смерти, потому что понимаю, что так – же не пропаду, останусь тут… Буду подсматривать за тобой…

– Неужели тебе это может быть ещё интересно, Луций? – спрашивала я.

– Нет, пожалуй. Но всегда интересно посмотреть как тот, кто клянётся умереть без любви продолжает жить… а тот, кто живёт без любви, верит, что научится любить. Ты поедешь со мной в Элладу?

– Нет… мне нужно обустроить свой дом, не хочу вечно жить за твои деньги, Император. К тому – же, твоя доброта ко мне и твоим кормилицам даёт мне надежду, что если ты и захочешь, чтобы мы умерли, то хотя бы не пронижешь нас тупыми гладиусами, как сделали с твоей матерью Аникет и Тигеллин…

– Так вышло… она сама просила её разить. Если б она не просила, я бы… простил её!

– Какой ты лицемер! Нарядись в козла и пляши старику Бахусу… Вот вся твоя радость!

– Я так и сделаю, Актэ… Когда ты станешь женою нового Цезаря…

Я смеялась, но смех мой был грустен.

Вседозволенность, нега и разврат изменили моего Императора.

Пожар прикончил в нём совесть.

***

С утра Нерон всегда искал своего Спора, которого называл новой Поппеей и любил обнимать на пирах.

Спор, конкубин тринадцати нежных лет был очень красив. Я никогда не видела таких нежных, томлёных чёрных глаз, словно из них сейчас же пойдёт сок, как из раздавленных маслин.

Таких кудрей, нежных и мягких, как кошачья шёрстка я тоже не трогала своей рукой.

Его губы не знали женских поцелуев. Он стал для Нерона последней радостью…

Заговор сенатора Пизона погубил все дружеские связи Нерона. Теперь он чувствовал себя одиноким и беззащитным.

После того, как он вернулся с греческих игр, где его встречали восторженными кликами и золочёными ветвями, выступив, как кифаред,

сомнений в собственном величии у Нерона уже не оставалось. Он стал знаменит именно, как актёр, чего бы ещё желать?

Вот что складывали моему Агенобарбу… и он читал это со скены в Афинах…

Нет, это было не о Цезаре, это было о моём Нероне сказано… поэта Лукана, как и его дядьку Сенеку так – же унёс на тот свет заговор Гая Пизона…

Но стихи его Нерон очень любил и сохранял у себя в домашней библиотеке всё, что отобрал у рода Аннеев… и всё, что они ему отдали в откуп за добрую посмертную славу на земле.

Однако, камень катится с горы и пора приступить к окончанию моих записок.

Я много говорила в них о свойствах власти, о преданности и любви.

Нерон знал, что идёт к концу, что Золотой Дом станет его усыпальницей и даже женился на богатейшей матроне Статилии Мессалине, чтобы в Сенате перестали называть его « животным»

– Как я понимаю, «животное» для меня славное имя… Лучшее из имён. И где-то они правы, безусловно… Правда, зверь не умеет играть на кифаре… но зато как кусается!

Статилия Мессалина находилась в связи с Нероном уже несколько лет к тому времени, как стать его женой. Она искусно подобрала за собою всё, что осталось от Октавии и Поппеи, пережив обеих и обогатившись ещё более, хоть и отец её был сенатор.

Она меняла мужей одного за другим, отправляла по деревням своих младенцев и пришла к царствованию прямым путём.

Перейду же к последним дням Агенобарба. Болезнь требует окончить мою повесть и заняться здоровьем.

Когда минул год «четырёх императоров» и, наконец, Рим успокоился, забывая кровь и разврат, когда умер от плохой болезни даже Спор, ставший мужем Императора и заново отстроились двенадцать кварталов города, я могу сказать, что выдержать дурного человека Императором на троне так – же тяжело, как держать тысячелетиями небо на плечах атлантов.

Довольно же я успокаивала себя тем, что люблю Нерона, люблю, даже когда он ужасен. И я ужасна этим.

Но и у тех, кто плох есть домашние крысы, что пьют изо рта хозяина.

Последнее счастье Нерона, когда он вернулся из Эллады, был рассказ о его участии в Олимпиаде, где он управлял децимом лошадей, запряжённым в колесницу.

Он рассказывал это с таким восхищением, что казалось, чает бросить править и уйти жить в картибулы Большого Цирка…

Никто не говорит теперь о том, как счастлив был вместе с Нероном римский народ, которому он по приезду так – же устроил Малые Олимпии в Большом Цирке, отменив плату за вход.

Но восстание в провинциях, которым Нерон « забывал» отсылать своё благоволение в виде печатного золота, окончили и его золотой век, короткий и многоречивый.

Я не была при Нероне в миг его смерти.

Он остался один не потому, что народ Рима его предал, а потому что он не смог больше платить. Зависть римского Сената и бунт обнищавших провинций погубили его.

Когда ему стало известно о том, что Сенат приговорил его к смерти, Нерон бежал в Анций.

Он уже понимал, что не спасётся и думал принять там достойную смерть, вскрыть вены и уснуть.

Статилия Мессалина в тот день была у моря с племянниками и сестрой, в достроенной части дворца оставались только рабы и несколько вольноотпущенников.

Нерон приказал подать ужин, но выяснилось, что его некому приготовить.

Среди ночи Нерон отправился к Тибру… В храм Теллуры ли он пошёл, или в какое другое место… мне неизвестно, но он не смог убить себя.

Захватив из дворца нескольких рабов он отправился в Анций в скромной повозке трибуна.

Пока они ехали, их нагнал посыльный курьер с вестями, что легионы идут в Рим, а Сенат готов умертвить Цезаря.

И снова Нерон не смог сам себя убить. Доехав до Анция, до того места, где произвела его на свет Агриппина тридцать лет назад, Нерон взял себя в руки.

Он приказал обернуть своё тело тогой и спрятать его до сожжения в тайной яме…

Секретарь Эпафродит перерезал ему горло и вскрыл вены на руках и ногах.

Видимо, кровь плохо текла из- за ужаса, поэтому Нерон был ещё жив, когда приехали на виллу преторианцы из личной охраны Гальбы.

– Вот она – верность… – сказал он Эпафродиту.

А он передал мне эти слова…

***

В веках останется две правды… Правда о том, кем он родился и правда о том, кем он стал. Но никто не узнает третьего.

29

– И сказав это, он испустил дух…

Вива закрыла книжку. Многочисленные провода опутывали тело Платона, как прозрачные артерии по которым текли прозрачные жидкости и какие – то витамины.

– Надо забрать его домой… это же я виновата… это я… – заплакала Тамара.

В голове её снова всплыл тот день, когда они дрались на кухне и она нечаянно опрокинула его навзничь на мраморный пол…

– Я говорила ему, плитка скользкая, ходи