Повести и рассказы - Амирхан Нигметзянович Еникеев

они втроём беседовали до полуночи – все вместе, это не просто так… И впрямь, с какой целью так неожиданно появился Касым-абый?.. Или его письмом вызвали?.. Верно, у родителей много есть, о чём поговорить с родным братом… О теперешних опасных временах, о жизненных трудностях, заботы о хозяйстве – полно, о чём посоветоваться. И всё же чувствую, что речь идёт обо мне. Говорят ведь… взрослая девушка! (Боже мой, смысл этого слова ведь только я должна знать!) Уж не советуются ли, не размышляют ли они о судьбе взрослой девушки?! Разве не может быть желающих видеть, знать, рассчитывать на взрослую девушку? И против этого ничего нельзя сделать!

Короче, я потеряла покой, как птичка, заметившая опасность, и перестала находить себе место… А сегодня ещё мама сказала, что она мне завтра кое-что сообщит – и вот я хожу и жду этого. Однако дни идут за днями, папа и Касым-абый днём выходят в город, в район базара, по центральным улицам и площадям. Оказывается, Касым-абый любит при случае останавливаться и слушать уличные митинги… Возвратясь, удивлённо говорит: «Гляди-ка, и наши татарские товарищи ловко научились изо рта пламя изрыгать». По вечерам сидят с разговорами у самовара, временами освежая его, пьют чаи, но мне никто ни слова не говорит… Таким образом пролетело семь ли, десять ли дней. Касым-абый заговорил об отъезде. Я вроде успокоилась. Однако, оказывается, поспешила – однажды во время утреннего чая мама, наконец, мне сказала:

– Дочка, Касым-абый хочет нас забрать с собой.

Я, конечно, насторожилась:

– Кого?

– Тебя и меня.

– Куда, в Симбирск?

– Нет, в своё имение. Говорит, проведёте там лучшую часть лета.

Я не ответила, а мама продолжала:

– Мы с папой решили, что это разумное дело. У тебя нездоровые лёгкие, и отдых в деревне тебе будет очень полезен, дочка.

– Это верно, но разве сейчас время для этого?

– Что, думаешь, рановато?

– Нет, я так не говорю… Но ведь война идёт, не опасно ли так?

– Придётся положиться на Бога. Дядя говорит, что в наших краях сейчас спокойно. Того, что Бог не пожелает, не произойдёт, надо рискнуть, пожалуй.

– Не знаю, – сказала я, не скрывая беспокойства, – меня почему-то душа не тянет.

– Ладно, ладно, не накликивай, – сказала мама сердито. – Для тебя стараемся, тебе нужен чистый воздух, хороший уход. Ты же знаешь имение Дау-ати[53]. В такие места люди за деньги едут.

Да, знаю, очень хорошо знаю я имение Дау-ати. В удивительно красивом месте оно расположено. Примерно, в сотне шагов от дома, на самом дне оврага бьёт очень чистый, бурный источник, напротив стоит круглая гора, похожая на казан с крышкой, она вся покрыта густым кустарником. Если пройти по ходу ручья пару километров, то на этой стороне ручья начнётся густой лес, а если подняться из оврага, откроется поросшая зелёной травой долина… У подола горы густые заросли вишни, а в лесу – свербига, борщовник, орехи, а в траве под каждым листиком зреет земляника… И даже некому её толком собрать.

Это владение мой Дау-ати, мамин папа, Симбирский ахун, купил то ли у знакомого, то ли у просто уезжавшего богача. Поэтому его теперь называют имением Ахуна. Но, поскольку и сам дед, и его сыновья большую часть времени живут в городе, то хозяйственными делами никто всерьёз не занимался. Возделывали очень мало зерновых, держали немного скота, пчёл и очень много, на продажу, косили сена. В сущности, это маленькое имение служило им вместо дачи, куда они с детьми приезжали летом. Дау-ати любил ухаживать за пчёлами, собирать и сушить травы и цветы… Только ради этих целебных даров Всевышнего мы туда с удовольствием ездили, можно сказать, обязательно ездили – были времена, когда мы там отдыхали. Очень я любила холодный ключ в этом отдалённом имении, поляны в цветах. В другое время я бы такой поездке радовалась. И мама права: для моего здоровья несомненно было бы полезно побывать там. Но сейчас мне не хочется выезжать из Казани.

Казань меня держит, Казань не отпускает. Как будто бы я раскаюсь в этом, вовеки буду раскаиваться!.. В душе у меня не погасла надежда – она дорога мне, хочу сохранить её!.. Однако какую причину придумать, чтобы не ехать? Нет ведь её, нет! А уж если, не говоря причину, стану по-детски упрямиться, говоря, нет, не поеду, это очень удивит и родителей, и Касыма-абый, пойдут расспросы, что да почему, и это даже возбудит подозрение в отношении меня. (Мама очень быстро почувствует, почему я не желаю ехать.) Что же делать, что делать? Очень щекотливое у меня положение, не знаю, что думать, что и говорить…

А во время вечернего чая Касым-абый сам начал об этом разговор:

– Мама тебе, Гуляндам, уже сказала, я ведь за вами приехал. В нашем имении… там ведь сейчас благодатное время, можете там прекрасно отдохнуть, да…

– Спасибо, Касым-абый, – сказала я только для того, чтобы не оставить его без ответа.

– Вот очень хорошо… Послезавтра отправимся в путь, Бог даст!

– Так скоро?

– А зачем тянуть? Я уже погостил у вас. Посмотрел Казань… И сена достаточно. Мне в имение возвращаться надо, красавица!..

– А там… в имении не опасно? Одинокое место… Зловещие слухи ходят…

– Ты даже не переживай, Гуляндам! – тут же ответил Касым-абый. – В наших краях, слава Богу, пока спокойно. От города далеко, от больших дорог в стороне, у нас и заезжих людей не бывает. А потом, ведь у нас маленькое имение, не боярское имение. А боярские давно уже разграбили… нас, слава Богу, никто не коснулся.

Я не ответила – по этому поводу ничего не знаю, ничего сказать не могу! Касым-абый поспешил окончательно развеять мои сомнения:

– Я ведь тебе, Гуляндам, самого главного не сказал, – добавил он, – твой Дау-ати, когда услышал о твоей болезни, очень встревожился и велел привезти вас. Сказал, что нашей барышне сейчас нужен чистый воздух, здоровая пища и кумыс. А людям в нашем имении поручил повязать кобылицу… Вот как тревожится о тебе твой Дау-ати, красавица!

– Да, – добавил папа, – Дау-ати любит Гуляндам больше своих детей. Не прислушаться к нему было бы большим неуважением… Вот я, думая об этом, хоть и время тревожное, не возражаю. Надо ехать, дочка, получить благословение от Дау-ати.

И как мне сказать «нет, не поеду»? Ведь Дау-ати сам велел!.. А я верю, что он обо мне тревожится и велел приехать. Верно, что у Дау-ати – старого хазрата немало внуков, но все они рядом с ним, а я в далёкой стороне, поэтому он меня любит с особой теплотой и душевностью. Когда