42-й до востребования - Михаил Александрович Тарковский

Вера Николаевна Дубасова происходила из старинного боярского рода и приходилась дальней родственницей Фёдору Васильевичу Дубасову, знаменитому адмиралу и с 1905 года генерал-губернатору Москвы.

Словосочетание «генерал Дубасов» с детства вызывало во мне образ полковника Скалозуба – представлялся коренастый генерал с плотным, бульдожье-массивным лицом, щеками, переходящими в шею, и толстыми усищами. На портрете Дубасов оказался худощавым, подтянутым, с необыкновенно мужественным и тонким лицом, с усами, соразмерными и даже чуть подвитыми. Сложно описать его внешность, но некое сходство мне померещилось с Василием Семёновичем Лановым. Хотя оно скорее типологичское и предполагает не общность черт, а некий тип и интонацию физиогномии, как говаривали встарь.

Происходил Фёдор Васильевич из петербуржской ветви Дубасовых, из славного рода моряков, особенно знаменитого ратным подвигом Автонома Дубасова, который в войне со шведами в 1709 году участвовал во взятии бота «Эсперн».

Про Фёдора Васильевича много сказано. И про то, как в 1897 году эскадра под его командованием вошла в Порт-Артур, и про то, как его, отличившегося на Русско-японской войне, направили на подавление «аграрных беспорядков» в 1904 году, а когда начались революционные волнения в Москве в 1905 году, он был назначен генерал-губернатором Москвы. После подавления мятежа эсеры приговорили его к смерти, и он пережил два покушения. Первое покушение случилось 2 декабря 1906 года, когда, получив контузию, он остался жив и обратился к царю с просьбой о помиловании покушавшихся, приговорённых к смертной казни.

Вот что написано о нём в исторической энциклопедии «Чёрная сотня»: «Террористы приговорили адмирала к смерти, к нему стали подсылать убийц. 23 апреля 1906 в Москве социалистом-революционером Б. Вноровским в проезжавшую коляску Дубасова была брошена бомба. От страшного взрыва дно коляски провалилось, погиб находившийся рядом с Дубасовым его адъютант гр. С. Н. Коновницын, в минуту смертельной опасности заслонивший адмирала своим телом. У Дубасова была раздроблена ступня левой ноги. 2 декабря того же года, в годовщину декабрьского вооружённого мятежа, покушение на Дубасова повторилось в Петербурге, в Таврическом саду. Когда адмирал совершал свою прогулку в саду, члены „летучего боевого отряда“ П. Воробьев и В. Березин произвели по нему 13 выстрелов, двое же других злоумышленников бросили ему под ноги бомбу, начиненную мелкими гвоздями. Дубасов, однако, остался жив, лишь только ранен».

Про Василия Фёдоровича и стихи были, в частности, не бог весть какие куплеты:

Героев дух над нами веет,

Благословляет нас и греет,

И в боевых деяньях зреет

Лихая партия «орлов»!

И вновь сердца у нас трепещут,

И через край в нас радость хлещет,

И вновь героям рукоплещут!

Дубасов, Скрыдлов, Шестаков!

Все имена нам дорогие,

В скрижали флота золотые

Внесли вы подвиги лихие,

Как ваши деды и отцы!

Маяковский, правда, видел дело по-своему:

А после

«свободной»

медовой недели

речи,

банты

и пения плавные

пушечный рев

покрывает басом:

по крови рабочей

пустился в плавание

царёв адмирал,

каратель Дубасов.

Плюнем в лицо

той белой слякоти,

сюсюкающей

о зверствах Чека!

Тонкая грань пролегает меж понятием «гордиться предками» и слабостным человеческим довольством от причастности к людям, вошедшим в историю. Тем более обязательно ещё и найдётся какой-нибудь предок, за которого придётся краснеть. Да и соблазнительное дело – история… К примеру, многие, да и сам я, мечтая о XIX веке, представляли себя непременно помещиком или гусаром, а отнюдь не крепостным, рекрутом или кандальным каторжником на Ленских приисках.

Знаменитый адмирал казался мне чуть ли не дядькой или дедом бабушки Веры, но когда дошло до более серьёзного исследования, то по мере знакомства с его родословной, перечнем деяний и взмывания в воображении его образа катастрофически росли расстояние между бабушкой Верой и Фёдором Васильевичем и досада от того, что остаётся всё меньше права на родство и возможности им прихвастнуть перед сверстниками, а главное – перед самим собой. Хоть бабушка Вера и происходила из одного древа с Фёдором Васильевичем, она даже знакома с ним не была, тем более что жила флотская династия Фёдора Васильевича в Санкт-Петербурге, а сухопутная – в Москве и прилежащих губерниях, где владела имениями.

Ну и в завершение. У деда бабушки Веры, подполковника Василия Ильича Дубасова, было семеро детей. Сохранилась такая бумага:

«30 декабря 1869 г. Подпоручики Александр и Николай, подпоручик Сергей, майор Михаил, девица Анастасия Васильевна Дубасова; жена штаб-капитана Мария Васильевна Рудакова; жена коллежского асессора Анна Васильевна Дурново получили в Лихвинском уезде в селе Нелюбовском деревни Красниковой, Зелениной и Зудкиной по наследству от родителя их подполковника Василия Ильича Дубасова».

Отец бабушки Веры, Николай Васильевич Дубасов, жил в Москве. Он рано осиротел и был отдан родственниками в кадетский корпус. Потом работал инженером и строил Московско-Киевскую железную дорогу, будучи её акционером.

Господи, как узнать побольше о давешних людях? Как ощутить время, почувствовать землю – ту, которой они жили и которая так изменилась за эти годы? Как отслоиться от своего бытия, приподняться туда, где гудёт из прошлого в грядущее верховой ветер – ведь пройдут годы, и для правнука моя жизнь будет такой же далёкой и архивно-книжной.

Часть третья

Отрывки

Отрывок 1. Дата написания неизвестна.

Наташа ходила по платформе. Только что был сигнал: поезд вышел с последней станции. Осталось двадцать минут. Сколько раз нужно пройти от края до края, вперёд и назад? Нужно дальше уходить, чтобы после долго идти ему навстречу – вдруг он неожиданно появится из-за леса, а она обернётся и увидит, что он уже тут близко (вот уже первые вагоны), и ей придётся бежать за ним, чтобы увидеть маму у окошка. Третий вагон, третий вагон… Скорей-скорей от поезда и медленно, совсем медленно ему навстречу.

Отрывок 2. Без даты.

Ду-ду, поезд гудит, мама едет!

Горит лампа. Чёрная тень от сидящего в высоком детском креслице мишки занимает всю стену над кроваткой и, переламывая длинный лохматый нос, переходит на лежанку с синими цветочками. На зеленоватых обоях едут автомобильчики с кошками и курами в шляпах времён Директории. Ленты развеваются на ветру. За ними медведи-велосипедисты в коротких штанишках, а ещё сзади – малюсенькие тележки с мышатами.

Узор повторяется много-много раз. Сосчитать невозможно, даже если отмечать каждую группу крестиками, но, несмотря на такое бешеное движение, в детской тихо. Так тихо, что слышно, как шипит керосин в