Луша - Карина Кокрэлл-Ферре

троцкизме и нестандартному — в «педерастии». Ставшие богами не любят тех, кто помнил их еще людьми. От голощекинцев-коллективизаторов постепенно тоже почти никого не останется в живых. Змей уроборос начнет все глубже засовывать в глотку и переваривать собственный хвост.

Гаринова спасет от расправы то, что вместо назначений в столицы, последовавших для соратников Голощекина, он будет оставлен работать в Казахстане, посреди степи. И, к его счастью, забыт.

Глава 39

Деткомбинат

В бараке горела одна только лампа, над крышей привычно завывал мартовский степной ветер, уютно потрескивал камыш в буржуйке, на печке закипал чайник.

У тепла на своем топчане сидела в валенках хранительница огня Анастасия Борисовна Андреева-Свирская и что-то вязала деревянными спицами, которые для нее выстругал Манар. Он тоже был здесь, сидел в ногах у Анастасии, которую называл бабушкой — аже.

Ханна радовалась этой дружбе между пожилой зечкой-шекспироведом из Москвы и казахским мальчиком как редкому проявлению нормальности.

Младенец у Айши и Гаринова рос беспокойным, и никто не возражал, когда Манар днями и ночами пропадал в деткомбинате. Спал он тут же на камышовом топчанчике, сооруженном для него завхозом Житаром, полтавчанином из раскулаченных, безмерно уважавшим Анастасию за «гострий розум».

Ханна отказалась делить отгороженный угол больничного барака с новой лекпомшей Веркой, севшей за растрату. Верку видели несколько раз выходящей то из ОперЧ, то от замначлага Клыкова, и Ханна предпочитала спать здесь, у печки в детском бараке, где ей соорудили еще один набитый камышом тюфяк. Здесь Ханне было хорошо и ближе к операционной.

Сидя на полу, Манар разбирал и складывал в стопки пустые мешки от сахара, тщательно вытряхивая их над расстеленной серой портяночной тканью. Мешки приносили из хозчасти, а Анастасия Борисовна распускала их и вязала двойной ниткой чепчики для грудничков.

В мешках почти всегда оставались сахарные крупинки. Иногда их набиралась целая ложка. Манар честно сдавал все собранное Анастасии или Ханне. Дополнительной ложкой сахара Анастасия награждала старших воспитанников деткомбината за достижения: рассказал или нарисовал интересное, не ругался матом целый день и не ботал по фене.

К вою ночного ветра все уже так привыкли, что не замечали, а тут он служил драматическим фоном к рассказу Ханны. За зиму Ханна рассказала им по частям обе книги — и «Алису в Стране чудес» и «Алису в Зазеркалье». Она так часто читала их дочке, что помнила наизусть, а сейчас пересказывала-«переводила», прибавляя от себя подробности и пояснения. И казалось ей, в одной из кроваток, ближе к стенке, из темноты слушала ее и невидимая Алиса.

Напившись теплого молока перед сном, дети хохотали в своих кроватях над тем, как нелепый и трогательный Белый Рыцарь, которого встретила Алиса у кромки леса, все падал и падал с лошади и ронял то одно, то другое, а Алиса ему помогала подняться и все эти странные, глупые вещи собрать.

Особенно сказка нравилась Рае.

— Молодец Алиска. Через зеркало фраерша за зону в побег ушла. И лягавые не возьмут. Эх, жалко, нет у нас таких зеркалов.

— А что такое Лыцарь? — спросил пятилетний Венечка.

— Это воин в железном костюме, на коне.

— Как вохровец?

— Дурак ты, Венька. Какой же Рыцарь вохровец? Ты видел, как они скачут? А этот вон падает, в седле не держится, чистый фраер. Его любой урка облапошит, — сказал Митя Хайкин.

— Митя, Рая, я же просила вас столько раз. Это нечеловеческие слова, люди ими не разговаривают, — ласково и устало подняла глаза от вязания Анастасия, понимая тщетность своей просьбы.

— Все так говорят, — сказал Митя.

У Мити с семьей все было хорошо. Его мама, Кира Левина (лагерный номер 4022), лауреат шопеновского конкурса академических пианистов в Варшаве 1937 года, играла по вечерам в лагерном клубе, за что получала двойную пайку, а днем работала в теплице, блатная работа, не то что на формовке или камыше. И сроку у нее было всего восемь лет, 58–12, за недонесение на мужа, директора Ленинградской филармонии, вредителя на производстве. Он тоже был жив и отбывал пятнадцать лет в Севлаге. Мать навещала Митю каждый день и приносила кусочек сахару. Смотрела, как он его грызет, и гладила по голове длинными, словно складными пальцами…

— Мы с Ханной Александровной так не говорим.

— Так вам и не положено, вы — фраерши, — обстоятельно объяснила восьмилетняя Рая. Так уголовники называли ранее не сидевших или политических.

— А Белый Лыцарь — это значит против красных?

Раздался вопрос шестилетнего Юрочки Астрова. Ханна и Анастасия с тревогой переглянулись.

Мама Юры Анна Астрова была когда-то первой женой расстрелянного генерала Мухачевского (статья 58-1б), о подлой измене которого писали все газеты. Несмотря на то что она уже больше пяти лет была замужем за отцом Юрочки, киноактером, ее все равно сочли социально опасной. Взяли ночью из постели без всякого обвинения, следствия и суда. Ни суда, ни статьи. Посадили в теплушку с Юрочкой, которому тогда не было и двух, везли два месяца и привезли в степь. Отец Юрочки в то время был на съемках в Грузии и, вернувшись в Москву, от жены и сына официально отказался.

Сейчас Анна отвечала в деткомбинате за сцеживание молока, кормление почти пяти десятков грудничков и, когда не валилась с ног от усталости, вела в комбинате уроки рисования со старшей группой.

— Нет, Юрочка, — спокойно ответила Анастасия, — белых давным-давно уже нет, их победила наша Красная Армия. А Белый Рыцарь — это из игры. Она называется шахматы. Там белые фигуры играют на доске против черных. Рыцарь — это белая фигура на доске.

— А вы нас научите этой игре?

— А это прекрасная идея. Ханна, вы играете в шахматы?

— Почти нет.

В последний раз Ханна играла в гигантские шахматы в Гранчестере и проиграла Джонни.

— «Почти» — уже хорошо. Я завтра же поговорю с плотником Житаром. Он такой умелец! Вырежет нам фигурки.

— А дальше? Что с Алисой было дальше? — замирая от собственной смелости, спросила стеснительная, тихая Леночка, которую этой зимой Аглая чудом спасла от крупозного воспаления легких. Леночка очень редко подавала голос, но говорила чисто, не картавила.

Мама Лены в прошлой жизни была преподавателем факультета романо-германской филологии из Казани, тоже без собственной статьи посаженная за расстрелянного мужа, умерла три месяца назад от кровотечения. Кто-то варварски пытался помочь ей избавиться от зачатого на этапе ребенка.

Леночкин рисунок улыбки Чеширского Кота так понравился Анне, что она прикрепила его среди лучших к столбу барака.

— Поздно уже. Может, продолжим завтра? — Ханна хитрила, ей нравилось, когда дети просили продолжать.

Анастасия улыбалась вязанию. Она походила на Овцу из Лавки, только без очков, так как научилась вязать вслепую.

— Нет, сегодня, сегодня! — загалдели дети.

— Ну, хорошо,