Луша - Карина Кокрэлл-Ферре

— Ничего, мы не маленькие, — уверил Юрочка.

— Хорошо, слушайте. Белый Рыцарь посмотрел на Алису добрыми, печальными глазами и уже знал, что они расстаются навсегда, и ему хотелось плакать, но он не подал виду. «Ты не могла бы, дорогая Алиса, стать на дороге и помахать мне платком?» — попросил он. И Алиса, как ни спешила перепрыгнуть через ручей и стать наконец Королевой, стояла и махала ему платком. Она знала, что никогда не забудет это закатное солнце и доброго, смешного Рыцаря, которому махала и махала, а он повернул коня к кромке темного леса, и Алиса тоже знала, что никогда больше уже его не увидит. И неловкий Рыцарь опять свалился с коня и остался лежать, но Алиса уже не могла ему помочь. Ей ничего больше не оставалось, как постараться забыть о Рыцаре, но она знала, что никогда его не забудет. И она будет вспоминать его потом всегда, и каждое его слово, прикосновение, жест, улыбку, глаза. И запах его шарфа и пальто…

Анастасия бросила на нее внимательный взгляд.

— И будет жалеть, что столько ему не сказала, столько не успела, потому что думала, что впереди вместе целая жизнь, а пришлось расставаться…

Раздался детский всхлип, потом другой, и вскоре разревелись все.

— У мамы косынка синяя была, — ни с того ни с сего сказала Леночка, всхлипывая.

Все заревели еще пуще.

Ханна молчала, давая им выплакаться.

Анастасия, вздохнув, сказала таинственно:

— Пусть. Катарсис. Хорошо.

И продолжала яростно вязать.

— Да чего вы ревете-то, мелюзга? — сказала с досадой Рая, утерев слезы. — Алиска же за зону ушла. Там по ручью колючка шла. Она перепрыгнула — и поминай как звали! Наверное, кусачки сперла и перерезала. А там — мамка ее ждет. «Молодец, Алиска! — говорит ей мамка за зоной. — На тебе, Алиска моя, варенья на белый хлеб».

— Ханн Алексанна, а как там, за зоной, а? Я раньше помнил, а потом забыл, — спросил Митя.

Всхлипы стали затихать.

— Жа жоной мо'оженое п'одают. С'адкое, — мечтательно сказал Ханнин любимец Венечка.

Мама Венечки, Валентинa Михайловнa Зотовa (лагерный номер 4052, пятнадцать лет без права переписки) до ареста была учительницей физики в Нижнем Новгороде. Теперь она обитала в седьмом бараке, инфекционном. Это была темная бездна даже по меркам зоны, так что к сыну Зотову не допускали вполне правомерно — из-за сифилитической сыпи. Еще в теплушке член партии Валентина Михайловна, имевшая поощрения гороно, начала заниматься проституцией самой бесстыдной. В основном за воду. Без еды можно прожить неделю и больше, а без воды — дня три, особенно если в августе, в степи, в переполненном вагоне, который раскаляется за день, будто тащится внутри пожара, да еще кормят селедкой. А у Венечки — подозрение на диабет. Зотовой зачем-то понадобилось заступаться за Юру Семенова, ученика девятого класса. Она возразила против единодушного решения возмущенных коллег передать его органам правосудия и считала, что надо ограничиться просто исключением из комсомола. А как было его не передать?

Перед областными соревнованиями по ГТО вешали в школьном спортивном зале портрет Иосифа Виссарионовича Сталина. Юра первым полез на стремянку. Поднимался с портретом — со ступеньки на ступеньку: все выше, и выше, и выше… Все с замиранием следили за вознесением священного лица. И вдруг — о ужас! — портрет рухнул! На глазах у всех вождь полетел с трехметровой высоты! Стекло и рама — вдребезги, а смятый, упавший Сталин смотрел с пола, улыбаясь из-под обломков. Все выдохнули, а вдохнуть никто не мог, потому что воздуха в зале больше не было, а был ужас, больно раздиравший легкие.

Юру забрали прямо из школы. Что с ним дальше случилось — неизвестно.

А Венечку своего Валентина Михайловна Зотова до женлага все же довезла живым. Чудом, но довезла! Видимо, диабета у него, все же не было. Диабетики-то в пути все перемерли.

Когда Ханна однажды год назад вывела детей во двор комбината смотреть облака, они долго не могли связать их формы с чем-то знакомым, а Венечка первый заливисто засмеялся и сказал:

— Это ж оче'едь за пайкой, а этот — здоовенный, гоовастый — 'газдатчик.

И правда, огромная очередь за пайкой плыла и плыла по небу, пока ее по частям не разбил ветер.

Ханна стала часто играть с детьми в эту игру — «читать облака». Постепенно небо стало населять все меньше реалий зоны и все больше персонажей из «Алисы» — от Безумного Шляпника до Синей Гусеницы.

— А я знаю, что за зоной. Рассказать? — вдруг оживился десятилетний Манар, всегда молчавший.

— Расскажи, — попросила Ханна. Она обрадовалась, что Манар впервые вступил в разговор.

Манар, лежавший, как взрослый, заложив руки под голову и расставив локти, стал рассказывать, глядя вверх, словно описывал то, что видел на потолке.

— Однажды в одном становище пришли жадные дау из-за гор, и все у людей забрали. И верблюдов, и овец, и лошадей. И все в становище умерли от голода. Остался мальчик и его ана, «мама», по-вашему.

— А кто такие дау? — спросил Юрочка.

— Злые духи, — ответил Манар.

— А как мальчика звали? — подхватила Леночка.

— Турар.

— А что такое…

— Дадите рассказывать или нет?

— Дети, на самом деле, дайте Манару рассказать, — подняла глаза от вязания Анастасия Борисовна.

— Даже собак люди съели. Мама сварила сыну суп. Сказала: «Не нужны человеку уши». Рану перевязала, а на следующий день хотела второе ухо отрезать. Нож взяла…

— Манарчик, ну и фантазер же ты, ну что за сказку ты придумал, нельзя такие детям на ночь… — нервно засмеявшись, прервала его Анастасия.

— Это только сначала страшно, аже, не бойся. А потом хорошо будет. Мальчик хотел у аны нож отнять, но сил не было, только лежал. Слышат они — люди в становище прискакали, ходят, в юрты заглядывают. Они подумали, что дау вернулись, но у них сил не было выйти, и люди сами к ним в юрту зашли. И знаете, кто это был?

Манар взметнулся и продолжал уже сидя с заразительно-радостным лицом.

— И кто же это был, фантазер ты наш? — спросила Анастасия.

— Это был сам Коркыт ата, вот кто!

— И кто же это?

— Ничего не знаете! Коркыт ата — самый великий певец, музыкант и баксы!

— Что такое баксы, Манарчик?

— Тот, кто может говорить с Тенгри. А Тенгри может все. Он так и сказал им: «Я Коркыт ата, победивший смерть. Меня послал Тенгри спасти людей от Албасты из Красной Башни! Тенгри узнал об этом слишком поздно, он спал».

— И кто такой Алба?.. — спросил Митя.

— Это самый злой и сильный дау. Он живет за горами в башне до самого неба. И она такая высокая,