Немезида ночного ангела - Брент Уикс

Наконец мы покидаем людный коридор. Через несколько шагов Ви оборачивается и игриво улыбается мне. Я едва успел поднять глаза, прежде чем она посмотрела на меня.

Сейчас я вижу перед собой старую, веселую Ви; ее лицо как будто говорит: «Видал, какой забавной штуке я научилась? Разве не здорово?!»

Я улыбаюсь ей в ответ, хотя чувствую внутри себя пустоту… а затем и облегчение, когда она снова отворачивается и идет дальше. От ее заговорщицкой улыбки меня разрывает надвое.

Ви ждала, что я посмеюсь вместе с ней над тем, как сильно действуют на других ее новые умения.

Но на меня они тоже действуют.

Может быть, так работают чары обольщения? Вряд ли, хотя меня почему-то одно за другим пронзают нежелательные чувства. Не обычное вожделение, как у тех похотливых незнакомцев, которых мы миновали. Но еще и печаль. Моя старая подруга, которая, хоть и всегда была красавицей, раньше ходила как… ха, как сердитый деревенский мужик – а теперь она меняется. И не сама по себе, а по воле сестер Часовни.

Может быть, я этого боюсь? Что Виридиана становится самостоятельной, учится влиять на людей и использовать свои сильные стороны так, как раньше не умела?

Если это правда, то насколько же я низок, мелочен и мерзок.

А может быть, дело не в том, что она меняется и совершенствуется, а в том, что это еще сильнее расширяет ту пропасть, что медленно разверзается между нами. Сестринство отнимает у меня мою подругу, лишает ее дорогих мне черт. Мне нравилось, что Ви может быть одновременно красивой и неуклюжей. Мне это казалось очаровательным и милым. А они делают ее красивой и изящной, утонченной.

Наверное, нужно за нее порадоваться.

Но я все равно чувствую, будто теряю ее.

И сейчас я должен беспокоиться явно не об этом.

«Это всего лишь тело, Кайлар. Хватит думать глупости».

Перед тем как пройти в последний коридор, Ви останавливается и говорит:

– Ну? Что думаешь?

– Э-э-э, я все ждал и ждал. Ты разве… Разве что-то изменилось? – спрашиваю я.

Она открывает рот, чтобы возразить, но в ту же секунду меня выдает невольная улыбка.

– Неплохо, – признаю я. – Особо слабовольные типы не могли оторвать от тебя глаз.

– «Особо слабовольные типы»? – повторяет она.

Я придаю своему лицу выражение потупее и выпучиваю глаза; затем, двигаясь как деревянная марионетка на шарнирах, обвожу Ви взглядом и упираюсь глазами в ее грудь.

Она ударяет меня по плечу.

– Кайлар!

Я улыбаюсь, но у меня вдруг начинает сосать под ложечкой. Мне с ней хорошо. Очень.

Что я, черт возьми, делаю?

Ви, подумав о чем-то своем, мрачнеет.

– Ты готов?

– Нет. Но мы уже пришли.

Она не медлит. Что ни говорите о Ви, трусихой ее не назвать.

Когда мы входим в занятый сестрами переговорный зал, ни одна из них не порывается меня убить. Похоже, я не зря пошел на эту большую жертву и пустил Ви вперед себя.

Завидев меня, сестра Аяйя Мегана корчит такое лицо, словно она только что с наслаждением надкусила лимон.

– Он останется снаружи. Следи за ним, – велит она Жасмину Жаквету.

Двойные двери закрываются, и с той стороны доносится ее голос:

– Заглушите комнату.

Слышится негромкий треск. После этого – наверное, благодаря магии, – из комнаты больше не доносится ни слова.

Жасмин наблюдает за мной расслабленно, но не совсем. Он похож на свернувшегося в тугую пружину удава, по виду которого незнающий человек может решить, будто тот отдыхает.

– А я-то думал, что они будут рады поговорить со мной, – произношу я.

– Мм, – мычит в ответ крепыш.

Проходит несколько минут.

– Можно я буду звать тебя Жасмин?

– Мм.

– У тебя есть увлечения, Жасмин?

– Мм.

– Любишь мычать? Поразительно! Я тоже люблю! Мычанием можно столько всего выразить… причем гораздо больше, чем всем кажется, правда?

Он искоса смотрит на меня.

– Мм.

– Фу, Жасмин, как некультурно! – говорю я, элегантно прижав руку к груди и сделав вид, будто он сказал что-то пошлое.

Крепыш невольно качает головой, и его губы растягиваются в ухмылке.

Если все пойдет наперекосяк, нам, скорее всего, придется друг друга прикончить, но это не значит, что я должен его ненавидеть. Вовсе нет. Он мне даже нравится.

– Как ты вообще оказался в Часовне? – спрашиваю я.

Он не мычит, но и отвечает не сразу.

Наконец мое неотразимое обаяние – или скука Жасмина – одолевает его выдержку.

– Это глубокий вопрос.

– В свое оправдание скажу, что задавал его в самом поверхностном смысле.

– Я приехал туда на лошади.

– Нет, все-таки немного глубже.

– Тогда так: мне было больше некуда податься.

Я поджимаю губы.

– Может быть, еще чуточку глубже, а?

Жасмин грустно улыбается какому-то воспоминанию.

– Людям всегда непросто изменить свое мировоззрение. У всех есть что-то, что они считают непреложной истиной. И у Часовни тоже. Со мной было так: я учился у Шо'сенди и однажды осознал, что по их представлениям такие маги, как я, не существуют. Или не должны существовать. Некоторые учителя сочувствовали моей беде, но постоянно бороться со всеми остальными было тяжело, и я просто устал.

– Э-э-э… Что значит: «такие, как ты, не существуют»? – спрашиваю я.

– О, – удивленно говорит он. – Я думал, ты знаешь. Я творю чары так же, как женщины. Вижу ауры, как они. Должен произносить заклинания, чтобы сплести узор. И все такое.

– Ух ты. Не знаешь, почему так вышло?

– Знаю. Бывает, когда женщина вынашивает близнецов, один из них погибает еще в утробе, а второй вроде как вбирает в себя часть умершего ребенка. Оказывается, у меня должна была родиться сестра.

– Должна была? – потрясенно переспрашиваю я.

– Меня иногда из-за этого гложет вина, но да – судя по всему, будучи зародышем, я сожрал мою сестру и забрал ее магический дар.

– Ничего себе! Правда?

– Не-а.

– Чего? – Видя довольное лицо Жасмина, я, наконец, понимаю. Он меня разыграл. – Тебя часто об этом спрашивают, да?

Он кивает.

– Я стараюсь всегда отвечать по-разному. Так веселее. – Он пожимает плечами. – Мы не знаем, почему так происходит. На самом деле магия просто странная штука. У нее есть свои законы, но у каждого закона есть исключения и особые случаи, а мы про половину из них даже не слышали.

– Хм, – отвечаю я.

– Ну давай, спрашивай уже. У тебя на лице все написано.

– Что написано? – говорю я. Понятия не имею, о чем он.

– Ты хочешь спросить, не мужеложец ли я, да?

Я спрашивать не хотел и