Немезида ночного ангела - Брент Уикс

знаю, какие у нее приказы и что, как она думает, стоит на кону. Отчаливая, сестры наверняка подали ей какой-нибудь сигнал, и теперь, когда их замыслы расстроились, Ви считает, что должна убить ребенка, или все пассажиры корабля погибнут.

Она не ошибается.

Поэтому мне нужно убраться с корабля вместе с мальчиком. Я сворачиваю на очередной лестничный пролет, проталкиваюсь через толпу, которая гудит от любопытства, но пока еще не от страха перед тем, что случилось. У меня никак не получается остановить поток мыслей.

Ви приказали убить ребенка, если она решит, что у нас не получится забрать его с корабля… даже если это будет стоить ей собственной жизни. Сестра Аяйя думает, что Рефа'им способен пережить обнуляющий шторм и спасти дитя. Уж больно высокого она мнения о Рефа'име. Он не переживет лотаев. Даже я их не переживу. Но если вспомнить, что стоит на кону, мне понятно ее волнение. Она считает, что, если Рефа'им сбежит и вырастит малыша, Часовня падет и весь мир пострадает. Наверное, в этом сестры тоже не ошибаются.

Ви думает, что, в случае неудачи, едва корабль встанет на якорь в Борами, дюжина ее сестер пожертвуют жизнями ради того, чтобы убить Рефа'има и ребенка. Неважно, удастся это им или нет, такое открытое нападение станет поводом к войне между самой большой империей в мире и Часовней с ее союзниками, которых она втянет в эту войну.

В столь масштабной борьбе плохо будет всем.

Но я думаю обо всем этом лишь потому, что меня мучает один-единственный вопрос: как поступит Ви, если вдруг объявится? Поможет мне или попытается спасти своих сестер, корабль, Часовню и весь мир? Послушает меня или сначала нападет, а потом будет разбираться? Кому она останется верной? Дал ли я ей хоть один повод выбрать меня?

«Ты сейчас смеешься надо мной, потому что я задал не один-единственный вопрос, а сразу несколько, да?»

~– Я над тобой не смеюсь.~

Что ж, вопрос-то на самом деле один. Просто я задал его по-разному, потому что знаю ответ.

Я знаю Ви и люблю ее до чертиков. Чтоб меня, наверное, я просто люблю ее и точка. Но она бывает упряма. Она может сделать что-то, не подумав. Черт, чаще всего, когда Ви делает что-то, не подумав, она оказывается права и у нее все получается.

Но сегодня?

Что ж, корабль большой. Я знаю, что Ви где-то в передней его части, но она не представляет, где сейчас я. Она вряд ли объявится… и теперь, вопреки тому, чего я хотел всего минуту назад, я надеюсь, что мы не встретимся.

Я не хочу драться с Ви.

Если честно, я не уверен, что смогу. Я опускаю глаза. У меня на руках ребенок! Я не могу отложить его в сторону и сразиться с ней честно, потому что как раз ребенок и есть ее цель.

Нет, против Ви мне точно не победить.

Разве что убраться подальше от этого корабля.

– Пойдем, малыш, – говорю я, взглянув на него.

Глаза Кейдана открыты, и он пока что не плачет; наверное, его убаюкала быстрая ходьба. Кажется, я все это время избегал на него смотреть. Не хотел его видеть, не хотел знать, кого могу подвести. Не хотел думать о том, кто он на самом деле.

Он очаровательный, и очаровательно грызет слюнявый кулачок, который каким-то образом смог вытащить из пеленок. У него голубые глаза. Как у меня. Хотя, они ведь у всех малышей голубые, да? Или нет?

Боги, я же ничего не знаю о детях. Не хочу знать. Быстро отвожу взгляд.

Выхожу на перекресток коридоров и, отвлекшись, забываю покрыть себя ка'кари… впрочем, ребенка же я, наверное, покрыть им все равно не смогу. Что случится, если их магии соприкоснутся? Мне навстречу идут два преторианца. Тот, что дальше, заглядывает во все каюты подряд, но тот, что впереди, сразу же встречается со мной взглядом.

Он всего в нескольких шагах от нас и уже держит свой меч выше, чем я – свой, поэтому я, не думая, становлюсь в «железные врата», чтобы спровоцировать его на атаку. Лишь пригнувшись как можно ниже, я осознаю, насколько привязанный к груди младенец мешает моей стойке. По моей задумке «железные врата» должны были перейти в «удар крестьянина». Но какие же это «железные врата»? Скорее уж «врата из масла»!

Видя мое замешательство, преторианец делает ставку на скорость и становится в верхнюю «женскую» стойку. Я быстро сближаюсь с ним, чтобы не дать ему передумать, и он поступает так же, чтобы я не успел сменить позицию. Он обрушивает на меня могучий, размашистый удар. Сделав шаг в сторону, я легонько парирую, позволяю инерции протащить преторианца вперед, вслед за мечом, а сам, развернувшись, провожу «удар крестьянина». Мой клинок рассекает ему шею и спину у плеча, а затем я прикрываю уже мою спину, чтобы отбить его контрудар. Он прокручивается на месте, но не успевает ничего сделать из-за раны, и мой выпад пробивает ему грудь. Левой рукой я ловлю его медленно вздымающийся клинок, затем, сблизившись, ударяю локтем по подбородку и отбрасываю к стене, по которой он и сползает на пол.

Его напарник – копейщик – уже совсем рядом, и я едва успеваю вытащить мой клинок из трупа и встать в другую низкую стойку: на этот раз в «кабаний клык».

Не люблю я копейщиков.

Сделав выводы из кончины своего товарища, громила ложным выпадом колет мои руки, а затем бьет в пах. Я отбиваю копье в сторону, сближаюсь – с копейщиком нужно сойтись как можно скорее, иначе он успеет нанести сотню тычков, пока вы будете только защищаться, и рано или поздно тычки попадут в цель. Но преторианец начеку и, несмотря на свой рост, отступает с волшебной скоростью.

Да, с волшебной.

Потому что он – синий маг, и он знает, что мне нужно сделать, чтобы одолеть копейщика, и знает, как помочь себе магией, и сделать то, что нужно ему.

Но на меня вдруг снисходит волнующее откровение. Я снова вспоминаю слова Дарзо о том, что существуют целые области боевых искусств, которым он не мог научить меня до тех пор, пока во мне не открылся талант. Усилив магией мышцы, человек может двигаться быстрее и дальше, вмиг останавливаться и направлять движение в противоположную сторону… Все это напрочь рушит представления о том, какой у вашего противника радиус поражения, или какой он у вас. А когда эти представления рушатся, в игру вступают