Карфагенский мореход - Александр Васильевич Чернобровкин

Здесь, как и в Вавилоне, на улицах шоркается много бездельников. Обычно это представители среднего класса, решившие сделать передышку на бегу к богатству. В один прекрасный день вдруг понимаешь, что за рубкой бабла жизнь пролетает впустую. Кто-то находит в себе силы остановиться и предаться наслаждениям, что затягивает, выпадают из гонки и не хотят возвращаться в нее. Целыми днями сидят в забегаловках или на скамейках, вынесенных на улицу, и в промежутках между трепом с соседями собирают сплетни, сортируют, переосмысливают, литературно обрабатывают в силу таланта и передают дальше. Эдакий вариант устной городской газеты.

Я тормознулся возле лавки виноторговца, рядом с которой сидели на каменных табуретках за круглым каменным столиком три изрядно поддавших, зрелых мужа и потягивали винишко из глиняных чаш, покрытых розоватой глазурью. Такой цвет обычно придает свинец. То есть чуваки травились в прямом смысле слова и не догадывались об этом. Я продлил им жизнь на несколько минут, спросив, не продается ли в этом районе большой дом? Заговорили все вместе и накидали мне с десяток вариантов. Один даже порывался пойти вместе со мной и показать, но как-то не очень рьяно. Оставил их самоубиваться, пошел один по указанным адресам.

В первом одноэтажном никто не откликнулся на стук в старую деревянную дверь с обсыпавшимся во многих местах, зеленоватым лаком. Никогда раньше такой не видел. Надо будет узнать, из чего делают.

Во втором двухэтажном отозвался старческий голос:

— Иду-иду!

Деду было за шестьдесят, но могу ошибаться. Судя по тусклым темно-карим глазам и смиренному виду, как у спартанского илота, досталось ему от жизни так, что мог постареть досрочно. Одет в старый, затрепанный хитон, хотя на грека не похож. Босые ноги серовато-черные с кривыми пальцами с длинными и потрескавшимися ногтями. Он смотрел на меня обреченно, будто не сомневался, что сейчас заеду в харю.

— Мне сказали, что этот дом продается, — произнес я.

— Да, — после паузы, словно никак не мог поверить, что бить не буду, подтвердил старик, малость расслабившись, — но стоит дорого.

— У нас с тобой разное понимание слова «дорого», — просветил я и зашел во двор.

Одинаковые климат и строительные материалы диктуют одинаковые архитектурные решения. Дом ничем не отличался от вавилонских: закрытый двор с одной дверью на улицу из проходной комнаты, толстые стены из сырцового кирпича, облицованного обожженным, комнаты без окон, деревянная галерея на каменных столбах вдоль второго этажа, колодец из камня, конюшня, хлев и птичник, сейчас пустующие, мыльня и сортир со стоком в закрытую канаву, уносящую отходы в море. Единственное отличие — большие, с метр сторона, квадратные плитки из светлого мрамора разных оттенков, которыми красиво, с мягкими переходами цвета, были выложены полы в помещениях и двор. Плюсом были большая площадь комнат и двора и расположение в тихом переулке неподалеку от торговой гавани и рядом с, как будут говорить в будущем, вылётной магистралью — широкой улицей, ведущей от центра города к Гадруметским воротам, получившим название в честь города, расположенного километрах ста пятидесяти южнее, к которому вела дорога, начинавшаяся от них.

— Сколько хотят за дом? — спросил я старика.

— Дорого, — повторил он.

— Передай хозяину, пусть завтра ближе к полудню или сразу после отдыха подойдет в торговую гавань к самому необычному судну, которое там стоит под выгрузкой, спросит хозяина. Обсудим с ним цену. Может, договоримся, — сказал я.

— Хорошо, — согласился он и добавил: — Давно продают. Ни у кого нет столько денег.

Продажа жилья — это процесс, до конца которого мало кто доживает, если не решается прекратить, резко скинув цену.

Глава 34

Я предполагал, что хозяин дома, выставленного на продажу, пожилой степенный мужик, поэтому не обратил внимания на юношу лет шестнадцати, прибывшего на портшезе, который на римский манер (или это римляне будут носить на карфагенский?), то есть на одном шесте низко над землей, несли четыре раба: спереди два негра, сзади два сарда. Поправив тунику из пурпурной льняной ткани и пригладив двумя руками с двух сторон красиво уложенные, черные, волнистые волосы, выступавшие из-под головного убора, который я определил, как микротюбетейку, а потом и завитую бороденку, сомкнув ладони ниже подбородка, он гордо вскинул голову и подошел к трапу, неподалеку от которого стоял на главной палубе я и указывал двум матросам в трюме, какой именно тюк с кожами надо подать наверх.

— Эй, кто тут хозяин? — громко и повелительно крикнул юноша.

Так ведут себя очень закомплексованные люди, искренне убежденные, что иначе их, ничтожеств, не заметят.

— Поднимайся на борт, выпьем вина, поговорим, — предложил я.

— Мне некогда болтать! — с вызовом, но потише, заявил он.

— Ты не похож на бедняка, которые постоянно куда-то спешат, — насмешливо произнес я.

Юноша смутился, пригладил правой рукой волосы возле виска, после чего с решительным видом поднялся по трапу. Я пошел впереди на полуют, где под натянутым тентом стояли деревянные столик и три низких банки. Утром принимал там пищу вместе с Айрис и Улой. По пути показал жестами первой, чтобы принесла две чаши и вино. Визитер засмотрелся на нее, зацепившись за колышек каната и чуть не упав. Смутившись еще раз, торопливо взбежал по трапу на полуют и сел на указанную мной банку.

— Сегодня жарковато, — начал я на английский манер, чтобы понять внутренний, а не показной настрой собеседника на сделку: если ответит положительно или нейтрально, перейдем к делу, если нет, поболтаем и разбежимся.

— Да, в такую жару я редко выхожу из дома, — согласился со мной юноша.

Тогда продолжаем.

— Меня зовут Александр. Несмотря на греческое имя, я халдей из Вавилона, — представился я.

— Ганнибаал (Дар бога Баала), сын Гамелькарта (Брат бога Мелькарта), — назвался гость.

У карфагенян, особенно у богатых, принято старшему сыну давать имя деда по отцу, поэтому я спросил:

— Ты старший сын?

— Да, — подтвердил он.

— Родовое прозвище Барка (Молния)? — задал я уточняющий вопрос.

— Да, — повторил он.

— Твой потомок с таким же именем, забыл, в каком колене, станет великим полководцем, которого будут помнить, даже когда Карфаген исчезнет, — предсказал я с тем умно-загадочным видом, какому меня научили халдеи во время занятий по астрологии.

Главное не то, что говоришь, а как. Простая истина будет выглядеть откровением,