Карфагенский мореход - Александр Васильевич Чернобровкин

Это была либурна, как назовут такие галеры в будущем, с двумя рядами весел, всего пятьдесят четыре. Она неслась на нас от берега, легко рассекая низкие волны, со скоростью узлов семь-восемь. Если бы ее кормчий был более подкованным штурманом, изучавшим, как я, кораблевождение, в частности маневр на сближение с судном вплотную, и держал левее, с бо́льшим упреждением, то, наверное, догнали бы нас быстро. Пиратам могла бы достаться богатейшая добыча, включая накопленное мной богатство за время пребывания в этой эпохе и красивые рабыни.

Пеленг на либурну менялся в нос, то есть перерезали бы нам курс, поэтому я приказал спуститься под ветер, подвернуть в ее сторону. Казалось бы, так быстрее сблизимся, но мы добавили скорости с пол-узла или больше, а на пиратском судне не додумались изменить курс. В итоге пеленг начал меняться в корму — отрываемся. На всякий случай я облачился в броню, приготовил оружие и матросам приказал достать арбалеты и болты. На либурне вместе с гребцами должно быть самое большее около сотни человек. Потеря десяти процентов личного состава деморализует нападающих. Для самых отбитых эта цифра повышается вдвое, очень редко втрое. Дальше у выживших пропадает желание нападать. Осталось нащелкать два-три десятка пиратов.

Поняв, что цель уходит, кормчий начал менять курс, пока не оказался в кильватере. Нас разделяли метров четыреста. Гребцы налегли на весла, понадеявшись, что вот-вот догонят, но теперь мы шли не пересекающимися курсами, и скорости были примерно равны, поэтому расстояние между судами почти не менялось. Сократившись в первые четверть часа, когда гребли быстрее и мощнее, начало увеличиваться, когда выдохлись. В отличие от них, ветер дул не уставая. Мы спустились еще немного, подрезая выступающий западный мыс острова, не знаю название, к проливу между Сицилией и островом Эгуса. Шхуна добавила еще немного скорости — и расстояние до либурны начало меняться заметно. Пираты поняли это и легли на обратный курс, а не пошли к берегу. Значит, это не карфагеняне, а греки из северной или восточной части Сицилии, подданные сиракузского тирана Дионисия.

Ошвартовавшись в Карфагене к пристани, я сообщил махазу Индейцу, чего и сколько привез, предупредил, что часть товаров оставлю себе, после чего рассказал о пиратах.

— Сиракузцы постоянно нападают на наши купеческие суда. Мы высылаем триеры на защиту, но береговая линия длинная, везде не поспеешь, — рассказал он и добавил с ухмылкой: — Они нападают на наши суда, мы на их. Кому больше повезет!

— Если я случайно захвачу сиракузское купеческое судно и приведу сюда на продажу, это не вызовет осложнений с греческим полисом? — поинтересовался я.

— Да какие могут быть осложнения⁈ — удивился Индеец. — Скоро опять будем воевать с ними. Чем больше они потеряют кораблей, тем лучше для нас.

Я сделал правильные выводы из услышанного, но сперва занялся домом. Нападение пиратов подсказало, что нечего таскать с собой целую толпу женщин и детей и все нажитое непосильной торговлей. Сперва дождусь, когда отремонтируют дом, перемещу туда людей и ценности и только потом займусь интересными делами.

Большая часть работ была выполнена. Я проверил, убедился, что всё путём, расплатился. Оставалось доделать погреба, восстановить разрушенные помещения над ними и навести марафет во дворе. Обещали закончить через шесть дней. Вид этрусских серебряных монет, которые я отсчитал другим бригадам, сильно простимулировал работников.

Монеты у этрусков из трех металлов: бронзы, серебра и золота. Лишь у первых барельефы с обеих сторон, а на остальных реверс гладкий. На всех стоит номинал, причем много монет крупного, до двадцати единиц. Вес монет у каждого из двенадцати главных городов свой. Самая малая единица колеблется около половины грамма для золотых и серебряных и около двух с половиной для бронзовых. В итоге некоторые монеты весят более пятидесяти грамм. То есть для этрусков это все еще весовой металл, только рассортированный и украшенный барельефами в виде самых разных, порой фантастических, двуликих человеческих голов, животных, рыб, растений, религиозных символов…

Глава 37

Оказалось, что в Карфагене не меньше авантюристов, чем в каком-нибудь позднесредневековом западноевропейском портовом городе. Как только я обмолвился, что собираюсь набрать экипаж и отправиться на охоту за сиракузскими галерами, как на шхуну стали приходить толпы добровольцев, желающих вместе со мной стать намного богаче. Я проводил собеседование, отбирая в первую очередь тех, у кого есть боевой опыт, собственное оружие и, для тяжелых пехотинцев, доспехи. Лучники и без них сгодятся. Отобрал дюжину копейщиков и два десятка стрелков. Все сиканы, как их называют истинные карфагеняне, то есть люди разных национальностей, проживающих в Мегаре и пригородных слободах. Согласились присоединиться и все восемь матросов, ранее работавших на шхуне. Я договаривался, что отпущу их сразу по прибытию в Карфаген, но задержал с их согласия на рейс до Пирги и обратно и был как бы в долгу, поэтому и разрешил остаться. Они, конечно, не были отважными воинами, зато хорошо работали с парусами и умели стрелять из арбалетов. Пообещал, что каждому добровольцу достанется одна сороковая доля из трети добычи. Две трети отойдут мне. Никто не возражал. Карфагеняне редко занимаются этим промыслом, а если находится рисковый судовладелец, то, как мне сказали, забирает обычно четыре пятых от добычи. Правда, гребцы, а они составляют больше половины экипажа, у него на зарплате, долю не получают.

В первый поход отправились к северо-западной оконечности острова Сицилия. Не люблю оставаться в долгу. К тому же, дул южный ветер, попутный. Добрались туда к вечеру и пиратов не обнаружили. Наверное, пошабашили уже. Мы легли в дрейф до утра.

Морские разбойники появились на рассвете. Это была та же пятидесятичетырехвесельная либурна. Шла от греческого города Панормос, который раньше был финикийским и назывался Сус, а в будущем станет итальянским Палермо. Наверное, засекли нас вечером с горы, что возле города. Я обрадовался и приказал ложиться на обратный курс, идти галсами против южного ветра в сторону африканского берега, чтобы оказаться с добычей ближе к дому. На это раз кормчий на либурне взял почти правильное упреждение. Догоняли нас быстро. На палубе шхуны суетились, работая с парусами и рулем, восемь матросов, боцман Дан и кормчий Керки. Я стоял на главной палубе возле левого фальшборта. Рядом — рукой свободно дотягиваюсь — лежали на палубе полуюта лук, три стрелы и колчан с остальными, а у моих ног сидели лучники со своим оружием и боеприпасами. Копейщики