Черная Песнь - Энтони Райан

украшенную мебель, награбленную из палатки генерала-дурака, который пытался противостоять нам к северу от Даишен-Хи. Он выжил в катастрофе, которую устроил своим войскам, скорее благодаря удаче, чем боевому мастерству, но Кельбранд не счел его достойным пополнить ряды Искупленных. Неумелость генерала вызывала у меня презрение до такой степени, что я не стал молить о пощаде, когда его заставили встать на колени под тулваром. Однако его отказ от мольбы вызвал у меня некоторое восхищение.

"Ты ранен?" спросила матушка Вен, заметив, как я скорчил гримасу, освобождаясь от красных лаковых доспехов хауберка. В ее взгляде, когда она поднялась с матов, на которых проводила большую часть дней, пытаясь медитировать, я увидел некоторое беспокойство. Полагаю, оно проистекало скорее из страха потерять единственного защитника, чем из искреннего уважения.

"Уличные бои - это собачья работа", - пробормотал я, отбрасывая хауберк в сторону. Но тогда, добавил я про себя, я всего лишь собака.

"У тебя кровь". Она присела, чтобы осмотреть красное пятно на моей рубашке - результат ранения в правую часть спины, о котором я не помнил. Последняя схватка на улицах Дайшень-Хи была яростной и путаной, сопротивление горожан вызвало удивленную гордость у бывшего владельца этого тела. Хотя оборона города находилась в плачевном состоянии, извилистые, тесные улочки и многочисленные водные преграды создавали лабиринт, идеальный для засад и баррикад. Поскольку большинство солдат погибло на поле боя несколько дней назад, бремя противостояния орде легло на плечи мирного населения. Назначенный губернатор несколько недель назад, видимо, нашел себе занятие на юге, оставив командование в руках своего заместителя. Когда его в конце концов схватили, выяснилось, что это бывший счетовод, не имеющий никакого опыта в военном деле. Тем не менее его изобретательные ухищрения в сочетании с жертвенной волей соотечественников позволили вовлечь орду в три кровавых дня дорогостоящих боев. Попав в плен, заместитель наместника также оказался одной из тех душ, которые обладают стойким иммунитетом к любви Темного клинка. Не без сожаления Кельбранд приказал отнять его голову и отсечь ее вместе с несколькими сотнями других, стоявших сейчас вдоль канала.

"Должно быть, это был тот тощий ублюдок с разделочным ножом", - пробормотал я, поднимая руку, чтобы она могла осмотреть рану. Парень выпрыгнул из окна второго этажа, когда моя группа проходила под ним, вцепился мне в спину и наносил удары, пока один из Искупленных не прирезал его.

"Нужно наложить швы". Матушка Вен взяла холщовый сверток, в котором хранились различные хирургические инструменты и целебные снадобья. Это стало еще одним ритуалом между нами: она обрабатывала мои пока еще незначительные раны после каждой бойни. Как и любой другой ритуал, он требовал обмена словами.

"Сколько умерло?" - спросила она, не обращая внимания на мое агрессивное ворчание, пока она с помощью рисового спирта вытирала кровь из раны. "Сколько было взято?"

"Четыре тысячи шестьсот девяносто два человека погибли", - ответил я, стиснув зубы, пока она сжимала губы раны, чтобы вставить иглу. "Восемьсот тридцать восемь пленных". Такая точность цифр была еще одной частью ритуала, результатом благословения, полученного Шо Цаем, когда Кельбранд приложил руку к камню. Теперь я мог одним взглядом точно подсчитать численность любой группы, а также вычислить окружность круга или площадь квадрата без особых усилий.

"Так мало пленных?" - спросила она.

"Большинство женщин и детей забрали в последние несколько дней. Их погрузили на баржи и отправили на юг, куда только можно". Я закрыл глаза от боли, пока игла делала свое дело. "Похоже, эти люди отдали свои жизни, чтобы спасти своих близких".

"Похвально". Она туго стянула нить и перекусила ее, после чего еще раз пропитала рану спиртом. "Не так ли?"

В ее глазах появился глубокий вопрос, когда она отступила назад, ощущение поиска чего-то за горькой, усталой маской стоящего перед ней человека. "Он не вернется, - сказал я ей. Хотя какая-то его часть вполне может тебя услышать". Этого я не сказал. Лучше было, если бы она считала, что все остатки Шо Цая исчезли навсегда. По крайней мере, лучше для меня.

Она опустила взгляд, глаза ее закрылись, и с губ сорвался вздох чистой печали, за которым вскоре последовал вопрос. "Почему ты не убьешь меня?"

У меня был только один ответ, тот самый, который я давал каждый день с тех пор, как орда начала свой поход на юг. "Я не знаю".

На следующий день Кельбранд приказал сжечь Даишен-Хи дотла, и за этим зрелищем наблюдала дюжина пленников, которых пощадили, доказав, что они невосприимчивы к его божественным чарам. Вскоре их освободили, дали каждому по лошади и провизию и велели отправляться, куда пожелают. Разумеется, все они помчались на юг, как только их цепи были сняты, предрекая судьбу любого города, решившего оспорить наступление Темного клинка. Должно быть, эта история разнеслась далеко и быстро, потому что следующие три города, которые мы встретили, были практически пусты, если не считать нескольких старейшин, слишком немощных, чтобы присоединиться к растущему потоку нищих, спасающихся от орды варваров.

"Сколько их?" спросил Кельбранд, указывая на пыльную дымку вдалеке, под которой беспорядочная толпа людей преодолевала еще одну изнурительную милю. Он вел разведку, опережая орду на несколько миль, - двадцать его самых верных братьев в седле. Все они были людьми, которых я знал уже более десяти лет, воинами, с которыми я сражался бок о бок и даже спас нескольких. Я не могу похвастаться особой любовью к кому-либо из них, но все же они были моими братьями в Хасте, которые когда-то оказывали мне должное уважение. Теперь же они игнорировали меня, избегая каждого взгляда, словно в нем могло таиться какое-то проклятие. Они знали, кто живет за этим лицом, и все равно видели только жителя Южных земель. Мне очень хотелось убить их, и если бы не присутствие Кельбранда, я бы непременно это сделал.

"Пятьдесят девять тысяч семьсот двадцать девять", - сказал я. "Это я вижу".

Кельбранд рассмеялся, демонстрируя свой обычный восторг по поводу моего числового дара. За несколько дней до этого он разбросал на полу своего шатра несколько связок стрел и заставил меня пересчитать их, а троица невольников занялась проверкой ответа. Когда все трое разошлись во мнениях относительно числа, он заставил их стоять и смотреть, как он сам пересчитывает каждую стрелу, и этот процесс занял два часа, после чего он пришел к тому ответу, который я ему дал. "Жаль, - сказал он, с сожалением покачав головой, - что ваша неспособность принять любовь Темного клинка, похоже, помутила и ваш