Черная Песнь - Энтони Райан

"Ты озадачил меня, старина, - сказал он. "Вся красота, которую мы собрали в этом походе, вся желающая молодая плоть, которая не желает ничего иного, как ублажать самого любимого генерала Темного клинка, и все же ты проводишь ночи с монахиней из Южных земель. Которая, - добавил он более серьезным тоном, - до сих пор не ответила на вопрос, который я задал всем ее сородичам".

"Она ответит", - сказал я, и в моем голосе прозвучала убежденность, которой я не чувствовал. "Если ты этого захочешь".

"Мне не нравится, когда ты мне лжешь. Человек не должен лгать своему богу". Все следы юмора исчезли, и осталось только намеренное лицо человека, которого я не знал до своего пробуждения. Или это всегда было его истинное лицо? задавался я вопросом, силясь придумать ответ, который мог бы спасти жизнь матушки Вен. Неужели все эти годы, что мы провели вместе, он просто ждал возможности сбросить маску?

В любом случае он избавил меня от усилий и ужаса, которые могли бы возникнуть при произнесении очередной лжи, еще раз сжав мою шею, прежде чем отойти. "Оставь ее себе, брат", - сказал он. "Если таково твое желание. Небольшая поблажка для архитектора моей грядущей победы. Передай всем скельтирам и вождям, что завтра мы разобьем лагерь и двинемся в Музан-Хи. Темный Клинок хочет, чтобы его новые подданные не страдали от ужасов затянувшейся войны. Ты получишь свой кровавый день, Обвар; только не забудь выиграть его для меня".

"Значит, я буду пощажен по прихоти твоего лжебога".

Мы лежали в темноте, вместе, но порознь, как это уже стало нашим обычаем. Она - на удобной кровати, которую я добыл для нее из очередной кучи трофеев, я - на кожаных и меховых матах, знакомых мне с рождения. Несмотря на предположения Кельбранда, я ни разу не прикоснулся ни к ней, ни к какой-либо другой женщине с тех пор, как очнулся в этом теле. Хотя вожделение все еще будоражило меня, это был небольшой мерцающий зуд, скорее раздражающий, чем требующий потакания.

"Не прихоть", - сказал я. Мой голос звучал устало даже для меня самого: весь день прошел в подготовке к предстоящему походу, но сон был неуловим. В голове теснилось столько мыслей, что казалось, будто она может лопнуть изнутри. Подобные чувства в основном отсутствовали в моей прежней жизни, вызывая ностальгию по более простым временам и меньше сочувствия к матушке Вен, чем она того заслуживала. Кроме того, я никогда не отличался умением озвучивать утешительную ложь. "Ты - его страховка на случай моей неудачи", - сказал я ей. "Я потерплю неудачу, и ты умрешь. Похоже, моей беззаветной преданности уже недостаточно. Он воображает, что мы... любовники".

Наступившее молчание оказалось короче, чем я ожидал, что свидетельствует о ее мужестве, хотя в ее голосе чувствовалась густота, с которой человек пробивается сквозь барьер страха. "Тогда потерпи неудачу. Организуй его поражение и очисти этот мир от него".

"Он слышит любую ложь, чувствует любой обман. Он убьет меня, после того как долго будет убивать тебя".

Еще одна пауза, более долгая, чем первая, и ее голос стал еще более напряженным, когда она выдавила из себя новые слова. "Тогда убей меня сейчас. Сними его власть над тобой. . . Или колдовство, которое он воображает".

Я сдвинулся с места и повернулся, чтобы посмотреть на ее смутную, как тень, форму на кровати. Она лежала на спине, застыв в ожидании, а потом вздрогнула, когда я издал слабый горький смешок.

"Тебе так легко считать меня зверем", - сказал я. "Дикарь в теле цивилизованного человека. Но я не зверь, и мой народ не дикарь. Когда-то в нас было величие, но оно было испорчено. Да, мы были свирепыми, порой жестокими, но не более, чем одержимые жадностью жители Южных земель. Нет славы в убийстве ради него самого. Нет величия в смерти детей или беглых крестьян. Он делает нас бичом для этого мира, и я этого не допущу".

"Ты намерен убить своего бога?"

"Он не мой бог. Его божественность - ложь похлеще любого лживого лепета жрецов. Что же касается его убийства, то я стараюсь не допускать подобных мыслей, опасаясь, что он их услышит. Я не уверен, что его можно убить, по крайней мере, не от моей руки. Что-то защищает его, направляет. Камень..." Я замолчал: упоминание о камне всегда вызывало болезненные воспоминания о моей гибели и о существе, которое завладело моей мятущейся душой. Ты будешь кормить меня...

"Брат?" Мягкий, трепетный шепот в темноте.

"Не называй меня так", - сказал я, отворачиваясь от нее. "Мое имя - Обвар; используй его. А завтра ты можешь начать появляться за пределами этой палатки. Найди себе какое-нибудь полезное занятие, ухаживай за ранеными. Что угодно, только не сиди здесь и не погрязай в своих страхах. Меня это раздражает".

Наступила тишина, и я, наконец, почувствовал, как меня начинает тянуть в объятия сна, но тут раздался шепот. "Май". Ее голос был слабым, но я расслышал в нем благодарность.

"Что?" Пробормотал я в ответ.

"Мое имя до того, как меня призвали в Высокий Храм, чтобы служить Нефритовой принцессе. Май Вэн".

Я натянул на себя меха, сон на мгновение отложился из-за обещания, которое я почувствовал в ее словах. "Поспи немного, Май Вэн", - сказал я. "Завтра мы с тобой обсудим Нефритную принцессу во всех подробностях, включая все, что ты мне еще не рассказала".

Позже я узнал, что Лиан Ша решил назвать свою великую армию Небесным Воинством, призвав всех монахов и священников, которые попадались ему под руку, чтобы они непрерывно осыпали благословениями каждый шаг их северного марша. Торговый король, или кто там у него был в подчинении, с таким энтузиазмом заглотил предложенную наживку, что я заподозрил, что в этом бездумном наступлении скрыта какая-то хитрость. Если так, то она так и не раскрылась. Небесное воинство Почтенного королевства выступило на север из Восточной префектуры и на протяжении следующих двухсот миль неуклонно двигалось навстречу орде Темного клинка. Изначально насчитывавшее более двухсот тысяч солдат разного качества, оно включало в себя многочисленные гарнизоны и впечатляло большое количество крестьян по пути. В результате, когда войско достигло наибольшей численности, даже моя неестественная способность к подсчетам не смогла полностью оценить его размеры.

"Чуть больше трехсот тысяч, брат?" спросил Кельбранд, наблюдая за тем, как регулярная кавалерия Торгового короля преодолевает невысокий хребет на юге.