Пересмешник на рассвете. Книга 2 - Дмитрий Геннадьевич Колодан

захоронения, видел ямы, полные трупов, горы отрубленных голов и людей, замученных до смерти. За некоторые из этих кошмаров он самолично был в ответе. Пройдя через этот ад, Варгас уверился в том, что не осталось такой вещи, которая способна его напугать. Он не боялся даже собственной смерти, давно смирившись с ее неизбежностью.

Однако ужасы и кошмары, через которые он прошел, были нормальными ужасами и кошмарами. Так или иначе, но у всех них имелось рациональное объяснение – простое и понятное. То, что Варгас увидел сейчас, рационального объяснения не имело, да и не могло иметь. То, что он увидел сейчас, настолько не вписывалось в его картину мира, в которой не было места чудесам и прочим подобным явлениям, что капитан чуть не взвыл от ужаса: от себя он такого не ожидал.

Изображение на афише двигалось. Нарисованный Президент не только подмигивал – он пучил глаза, он кривил рот, он шевелил головой, и, что хуже всего, он поднял нарисованную руку и грозил нарисованным кулаком не то в пустоту, не то лично капитану Варгасу.

– Это что еще за хрень? – прохрипел Варгас, вцепившись в плечо Хавьера.

Художник обратил к нему удивленное лицо.

– Что? Тоже видишь? Ну, слава богу! Я уж думал, у меня мозги поехали. Однажды я напился так, что всюду тараканы стали мерещиться. Но чтобы Президент – такого со мной еще не было.

И он ткнул в афишу пальцем где-то на уровне груди нарисованного Президента. Неспособный отстраниться, тот болезненно поморщился и еще яростнее замахал кулаком. Хавьер хихикнул. Его затуманенный алкоголем разум оказался не в состоянии вместить абсурд и ужас разыгравшейся сцены. Похоже, он даже находил ее забавной. У капитана же закружилась голова. Пустая улица, дома, булыжная мостовая, афишная тумба – все пустилось в пляс. В голове мелькнула одна-единственная разумная мысль, что, шляясь с Хавьером по городу, он так надышался алкогольными парами, что и сам захмелел. Но она не выдерживала никакой критики. Варгас никогда не чувствовал себя настолько трезвым.

– У тебя карандаша не найдется? – подхихикивая спросил Хавьер.

– Что?! – Варгас не понял вопроса.

– Карандаша, – отозвался художник. – Я тут подумал: весело будет, если пририсовать Господину Президенту усы? Или рожки какие-нибудь. Обхохочешься же.

– Нет, – сказал капитан. – Карандаша у меня, к сожалению, нет.

В этот момент послышался легкий треск. Внизу афиши бумага разорвалась, и из образовавшейся дыры зазмеился ярко-зеленый росток толщиной с палец. Слишком яркий для этого города грязных красок. Он рос и извивался очень быстро, больше похожий на гладкого зеленого червяка, чем на растение. Однако же на конце набухал толстый бутон, и в какой-то момент он распустился и превратился в крупный цветок с мясистыми бледно-розовыми лепестками. Что-то вроде тропической орхидеи – вычурной, экзотичной и в то же время тошнотворно уродливой. До ноздрей Варгаса долетел мускусный запах, от которого ему сделалось дурно.

– Вот те нате… – проговорил Хавьер, отступая от афишной тумбы. – Это еще что за хрень?

Капитан подобными вопросами не задавался. Шагнув к диковинному цветку, он схватил его чуть ниже бутона и резко дернул. Оторвать его с первой попытки не получилось. Стебель оказался упругим и плотным. В руке Варгаса он извивался как змея, и чем сильнее капитан сжимал кулак, тем явственнее ощущалась ритмичная пульсация. Капитан поднапрягся и дернул сильнее, движимый одной целью: выкорчевать мерзкий сорняк. Но если бы его спросили, зачем он это делает, он бы не смог ответить. Его охватило глубочайшее отвращение – то самое чувство, которое вызывают особо мерзкие личинки и червяки, – и противиться ему капитан не мог.

Президент на афише завопил. Это было видно по тому, как исказилось его лицо и широко распахнулся рот. При этом не раздалось ни звука. Рука, сжатая в кулак, метнулась в сторону Варгаса, но не смогла пробить границу бумаги. Капитан же продолжал дергать упругий стебель с яростью и упорством сумасшедшего: в его мире для подобных вещей не было места, они не имели права существовать.

За спиной топтался Хавьер, завороженно глядя на странную схватку, но не пытаясь вмешаться. Впрочем, капитану было плевать. Сейчас для него не существовало ничего, кроме кошмарного цветка.

Только с десятой попытки стебель наконец лопнул, как перезрелая виноградина. Темный сок хлынул во все стороны, обрызгав капитану лицо и руки.

Варгас отпрянул и, не удержав равновесия, сел на мостовую, сжимая в руке поникший цветок – толстые лепестки обмякли в одно мгновение. Некоторое время капитан глядел на свою добычу, а затем громко вскрикнул и отшвырнул ее далеко в сторону. Только после этого он решился посмотреть на афишу.

Нарисованный Президент продолжал беззвучно кричать; лицо его перекосило от боли, на губах пенилась слюна. Оборванная лоза продолжала вяло дергаться, извиваясь на камнях мостовой, как обезглавленная змея. Из стебля толчками вытекала густая темная жидкость. Та самая жидкость, в которой у капитана были вымазаны руки. Совсем не похоже на сок… Варгас понюхал пальцы, затем, хотя и без того знал ответ, лизнул их.

Это была кровь.

Глава 71

Он был тяжелым, чудовищно тяжелым. Господин Президент и при жизни не страдал недостатком веса, и Карло, которому не раз доводилось поднимать его, знал это как никто другой. Но после смерти все стало только хуже. Господин Президент потерял столько крови, что в луже на полу спальни можно было принимать ванны. Но от этого он не стал легче ни на грамм. Как будто все его мышцы и внутренности обратились в твердый камень, насмешки ради обтянутый холодной и липкой кожей. Карло пытался втащить тело по лестнице, ведущей в оранжерею, и чувствовал себя так, будто пытается сдвинуть с места гору.

Но Карло не сдавался. Кряхтя и обливаясь потом, на дрожащих ногах он поднимался – шаг за шагом, ступенька за ступенькой. Это был его долг, и это было его проклятье. Когда-то Карло дал обещание быть со своим Президентом до самого конца, и вот пришел срок держать ответ за свои слова. Горячие слезы катились по щекам, едкие настолько, что разъедали глаза. Старый дурак! Ну как он мог так поступить? Как он мог позволить себя убить?! Неужели Господин Президент не знал, что для вождя нет смерти позорнее, чем умереть от руки женщины? И какой женщины – дешевой потаскухи из дешевого борделя…

Карло запнулся о ступеньку и едва устоял на ногах. Голова Президента мотнулась в сторону и гулко ударилась о стенную