Карфагенский мореход - Александр Васильевич Чернобровкин

не услышишь. Только что-нибудь типа «Где деньги, урод тупой⁈», который выпрашивает ответ в рифму, или «На кого я потратила лучшие свои годы⁈», на который у меня сразу возникает встречный вопрос: «А кому достанутся худшие и за что?».

После очередной чаши разведенного вина Магон спросил, посмотрев на меня прищуренными глазами снизу вверх:

— Ганнибаал говорил, что ты сведущ в астрологии, что звезды говорят, что мы не победим сиракузцев.

Вся верхушка Карфагена состоит в родстве. Сплошное перекрестное опыление, как бы выразилась образованная пчела. Наверное, кровосмешение и будет одной из причин их упадка.

— Не совсем так. Звезды говорят, что и Сиракузы, и Карфаген, и все остальное Средиземноморье, и не только оно, будут завоеваны латинянами, — уточнил я.

— Это которые сейчас с большим трудом воюют с этрусками⁈ — не поверил Магон.

В позапрошлом году римляне захватили маленький этрусский городок Фалерия. Обгрызают потихоньку Этрурию, начав с юга, с ближних населенных пунктов.

— Они самые, — подтвердил я. — Пока кажутся драчливыми подростками, с которыми можно справиться без труда, но со временем станут мужчинами, наберутся силы и опыта, а их соседи постареют и ослабнут.

— Карфаген никогда не постареет! — то ли с юмором, то ли с вызовом, то ли два в одном произнес суффет.

— И ты тоже будешь вечно молодым, и мы еще не раз встретимся, — шутливо подсказал я.

А вдруг это не шутка⁈ Если есть я, шляющийся по эпохам, могут быть и другие. Легенда о Вечном жиде, скорее всего, появилась не на пустом месте, а карфагеняне — это будущие западноевропейские сефарды, и Магон — один из них.

Представил, как в двадцатом или двадцать первом веке захожу на тусовку банкиров, или ювелиров, или кинопродюсеров, вижу там знакомое лицо с прищуренными глазами, глядящими как бы снизу, и говорю с ухмылкой:

— Привет, суффет Магон! Давненько не встречались! Помнишь, как пили вино на полуюте моей шхуны в четвертом веке до нашей эры? Славные были времена!

Глава 59

Перевозка карфагенской армии растянулась до середины лета. Командование военным флотом решило, что не их это дело — возиться с уволенными наемниками, и большая часть купцов смогла закосить, наверное, не без помощи взяток. Остались несколько торговых галер, принадлежавших живущим в Карфагене сиканам разных национальностей, для которых это был приемлемый заработок, и моя шхуна. Я бы тоже забил, как полноправный гражданин, но сидеть дома было скучно. Единственное — увеличил стоянки в Карфагене до двух-трех суток, чтобы хватало времени посетить поместье, проверить, как там идут дела, раздать ценные указания, которые по большей части тихо похеривались. Риан уверен, что всё знает и умеет лучше меня. Насчет умеет не спорю. Я сильнее в теории.

Наемники ждали в лагере в окрестностях Лилибейона. Контракты закончились, это время не оплачивалось, расчет получат только в Карфагене. К тому же, кормили их скверно и в город не пускали. Наемники выживали, как умели: окрестности были разорены, как при нашествии вражеской армии. Как только прибывала шхуна, на берегу скапливалась толпа желающих переправиться на материк. Будь у них возможность, погрузились бы сразу все несколько тысяч. На наше счастье попасть на судно, стоявшее на якоре на рейде, они могли только с помощью лодок. Я брал столько, сколько влезет, чтобы мои матросы могли работать. Оказавшихся на борту сразу предупреждал, что я лицо частное, к их бедам никакого отношения не имею. Если хотят побыстрее оказаться дома, пусть ведут себя спокойно, не мешают членам экипажа. Срабатывало. Хотя дело могло быть и в том, что в открытом море многих накрывал страх. Вокруг вода, берега не видно. Случись что с экипажем или судном — и сами погибнут. Когда на горизонте появлялся африканский берег, радовались так, будто заново родились, а на подходе к Карфагену вопили от восторга и лезли брататься с матросами.

В этом году после сбора ячменя я хорошенько удобрил поле конским навозом и оставил под паром до весны. Собирался пустить его под лён. Это растение хороший медонос. Пчелы работают на меня, я работаю на них.

Как-то отвез свежую партию меда в город, продал оптом торговцу-финикийцу, который отправляет его в родной Сор. У них это дело поставлено паршиво, закупают на Мальте, которая уже славится этим продуктом. Наверное, и мой выдаст за мальтийский. С запада ведь привезет.

На обратном пути встретил случайно Ганнибаала, у которого купил дом в городе. Его несли в портшезе четверо рабов. Юноша немного повзрослел, но по тому, как старался не замечать людей, так и не научился справляться с комплексами. Предполагаю, что с годами эта черта характера будет только затвердевать. Подумал, что и меня не заметит, не стал первым напрягать.

— Стой! — приказал Ганнибаал рабам, увидев меня.

Они замерли тут же.

Мы обменялись приветствиями, после чего юноша выбрался из портшеза и, встав на теневой стороне улицы, поинтересовался:

— Как живется в купленном доме?

— Прекрасно, — ответил я, тоже перейдя на ту сторону. — Мне кажется, ты зря его продал. Как только поселился в нем, деньги потекли со всех сторон.

— Мама говорила, что этот дом, он был ее приданым, приносит удачу, — подтвердил мою теорию юноша и задал вопрос: — Ты ведь знаешь, что у меня умер дедушка, ее отец?

— Да, прими мои соболезнования! — ответил я и добавил: — У нас с ним были хорошие деловые отношения.

— Он мне рассказывал. Очень хвалил тебя. Говорил, что ты разбираешься в сельском хозяйстве лучше него, — рассказал Ганнибаал. — Перед смертью он попросил, чтобы я продал загородные земли именно тебе. Меня сельское хозяйство не интересует, и за городом жить не люблю. Когда в детстве родители привозили меня туда к дедушке, меня хватало всего на пару дней, — признался он и продолжил: — Я все хотел съездить туда, поговорить с тобой, но сейчас так жарко!

— Как я тебя понимаю! — почти серьезно молвил я. — Только не уверен, что у меня хватит денег на покупку такого большого имения.

— Дедушка сказал, что стоит оно не меньше тридцати тысяч серебряных шекелей, но тебе можно продать за двадцать пять тысяч (сто девяносто два с половиной килограмма), — сообщил он.

— Это за все, что там есть, включая рабов и скот? — задал я уточняющий вопрос.

— Да, — подтвердил юноша. — Я заберу только трех верховых лошадей