Судьба Одина - Скотт Оден

собственному отцу, который пожаловался королю. Тем временем Даинн наслаждался своей новообретенной силой. Он стал сильнее, быстрее и свирепее своих братьев. Он отказался ковать серебро и украл у Наинна слитки железа. Из этих слитков он принялся своими руками с черными ногтями ковать оружие, и, например, выковал булаву, которую назвал Могронд, Трупобоец. Даинн сражался, враждовал и убивал тех, кто переходил ему дорогу. Его преступления были таковы, что еще до нашего изгнания из Нидавеллира Трар Старший проклял его, назвав чудовищем, и изгнал из кузницы. «Мой сын мертв! — воскликнул он — Я нарекаю тебя Губитель![21]»

— Балегир, — сказал Гримнир.

— Но твой старый отец посмеялся последним. В ночь нашего бегства из Нидавеллира, под затянутым облаками небом, он и Кьялланди заключили соглашение. Они прокрались в кузницу Трара Старшего и убили его, пока он спал. Затем они напали на среднего брата, Наинна. Кьялланди убил его и захватил Сарклунг. Последний брат, Траинн, пережил эту Долгую ночь только потому, что был на похоронах своего сына, который теперь называет себя Снагой.

— Фе! — воскликнула Скади. — Это объясняет, почему эти засранцы так нас ненавидят.

— Нет ничего более жестокого, чем война между сородичами.

Гримнир нахмурился:

— Давно хотел спросить тебя… как твоя мать-ведьма оказалась с этой змеей, Манаваргом?

Взгляд Гифа стал мрачным:

— Как ты думаешь, где Скрикья научилась своей жажде власти? Не от нашего отца. Кьялланди нет равных как военачальнику, но он и не король. Он хочет только того, что может удержать в кулаке. Идуна, однако… Идуна хочет гораздо большего. Ее притягивают амбиции Манаварга. Она…

Слова Гифа оборвались. Он посмотрел мимо Гримнира и Скади, на нос длинного корабля, и медленно поднялся. «Клянусь Имиром, такое зрелище не каждый день увидишь». Гримнир искоса взглянул на Скади, которая последовала примеру Гифа. Она тихо присвистнула. Гримнир, сидевший на корточках спиной к носу, распрямился и обернулся.

Туман, окутывавший корабль, рассеивался, его завитки вились в эфире и таяли. Справа от Гримнира возвышались крепостные стены Нидафьолла — зазубренные ледяные горы, ограждавшие границы Хельхейма; слева — холодные леса Ётунхейма, земли гористой и жестокой. Длинный корабль двигался между ними, пересекая широкое устье реки Гьёлль. А впереди, там, где река сужалась, Гримнир заметил сверкающий мост между двумя мирами, освещенный мириадами колдовских огней Иггдрасиля.

— Так это и есть Гьялларбру, да?

— Да. Последний мост на Хельвеге, тень-дороге к вратам Хель, — сказал Гиф. Сделанный из дерева и черного железа, мост через Гьёлль был покрыт крышей из чистого золота; под крышей пролегала защищенная дорога, ведущая из мира живых в царство мертвых. — Спутанный Бог пытался жульничеством пройти через Гьялларбру, думая, что земли за его пределами станут прекрасной крепостью для его невесты Ангрбоды и их детей. Всеотец переиграл его. Он поставил воительницу-ётуна охранять мост и постановил, что переходить по нему разрешается только мертвым. Как ни старался Отец Локи, он не мог пройти мимо нее. Как ее зовут?

— Модгуд, — сказал Харбард у них за спиной. — Ее зовут Модгуд. Она по-прежнему охраняет Гьялларбру, провожая мертвых до порога Хельхейма и держа всех остальных на расстоянии.

— Ага, Модгуд. — Гиф хмыкнул. — Иронией всего этого была сама Хель. После того как асы забрали детей Ангрбоды из Железного леса и подарили их Одину, Хель так расстроила его, что Всеотец провозгласил ее королевой мертвых в тех самых землях, которые ее отец искал, чтобы завоевать для нее наследство.

Длинный корабль скользил под изогнутым пролетом Гьялларбру; по обоим берегам возвышались сваи из древнего, покрытого мхом камня; в тени под мостом Гримнир заметил стайку троллей, неподвижных, если не считать холодных желтых глаз. Они наблюдали за проплывающим мимо длинным кораблем с бесстрастными каменными лицами.

За мостом река пенилась, петляя по каньонам с отвесными стенами. С одной стороны, со лба Нидафьолла стекал тающий лед, с высоких перевалов завывал мертвый ветер из Хельхейма; с другой стороны, сосны и кедры, старые как Время, стояли на страже этой спорной границы, раскачиваясь на ураганном ветру, как бессмертные солдаты в войне живых против мертвых.

Впереди лежала более спокойная вода, и длинный корабль вошел в узкое озеро — ватр на языке народа Гримнира, то, что кельты назвали бы лох, — где на вершине холма, среди леса из сосен, ясеня и бузины, на стороне Ётунхейма, стояла разрушенная цитадель. Харбард направил свой корабль к полосе гальки и песка у подножия этого увенчанного руинами холма.

Трое скрелингов собрали свое оружие и пожитки. На Гифе был хауберк поверх гамбезона из алой ткани, на груди поблескивал череп оленя, который был символом дома Кьялланди. Брюки из толстой кожи обтягивали его бедра; из кожи же были и подбитые гвоздями сапоги, которые царапали костяную палубу корабля. На бедре у него висел меч с широким лезвием, еще он нес копье и щит.

Скади была одета в ту же боевые одежду, которые Гримнир принес для нее из логова Локейских ведьм, — кольчужную рубашку поверх кожаного гамбезона, брюки из усиленной кожей ткани и сапоги, подбитые железными гвоздями; при ней были меч и нож, а также черный боевой лук, подаренный ей Гифом перед заливом Гьёлль, и два пучка стрел с широкими наконечниками.

Гримнир, тем временем, потуже затянул оружейный пояс, чтобы было легче дотянуться до рукояти Хата, на которой была вырезана голова дракона. Его оружием были длинный сакс и бородовидный топор, широкий римский кинжал и стилет в сапоге. Его гамбезон и турецкая кольчуга доходили ему почти до колен, на каждой пряжке были жутковатые магометанские руны, словно талисманы от бед, которые не должны были с ним случиться.

Все трое несли на плетеных ремнях закупоренные бутылки с разбавленной медовухой и кожаные сумки, набитые всякой всячиной, до которой могли дотянуться руки с черными ногтями: копчеными окороками свинины, парой запеченных голубей, наполовину обглоданными буханками хлеба, твердым сыром, сушеным нутом и луком.

Корпус длинного корабля с хрустом ударился о берег. Гиф перевел взгляд с одного на другую.

— Вбейте это в свои тупые головы, мои крысы, — сказал он. — Это не Настронд. Ты получаешь удар ножом в глотку, и длинный и бесполезный клубок твоей жизни обрывается, как перерезанная нить. Шансов больше нет. Вы понимаете?

Скади кивнула. Гримнир откашлялся и сплюнул.

— Тогда нам лучше всего добраться туда, куда мы направляемся, и побыстрее, старый пьяница. Мы можем подойти еще ближе? — Гримнир посмотрел на призрачные очертания сьйоветтиров, прячущихся на мелководье. — Фо! Тогда позволь мне идти первым. — Не дожидаясь, пока Гиф или Скади обратят на