Формула огня - Джек из тени

— Проверяешь свои шнурки, инженер? Боишься, развяжутся?

— Боюсь, что твои уродцы не доплюнут до цели, — ответил я в тон. — Как они?

Она похлопала по влажному от утренней росы стволу мортиры.

— Дышат, порох, скорее всего, за ночь отсырел. Мощность заряда может гулять. Я бы добавила по десять процентов к навеске, на всякий случай. И расчёты твои, — она кивнула на людей-наводчиков, — зелёные, как задница орка весной. Руки трясутся, могут промазать.

— Я знаю, — кивнул я. — Именно поэтому первый залп будет пристрелочным. По дальней скале, не по зарядам. С уменьшенной навеской. Пусть привыкнут к грохоту и отдаче. А промазать они не имеют права, цена промаха слишком высока.

— Цена… — проворчала она, глядя на нависающий над нами гранитный карниз. — Ты уверен в этом, Михаил? Я всю жизнь работаю с камнем. Я знаю, какой он упрямый. Иногда, чтобы сдвинуть один валун, приходится разворотить половину шахты. А ты хочешь обрушить… вот это. Одним щелчком. Молись, чтобы твои расчёты были верны, муж. Потому что второго шанса у нас не будет.

Она была права. Шанс будет только один.

Я поднялся на свой командный пункт. Это был небольшой, укрытый камнями уступ, с которого открывался идеальный вид на всю долину и на склоны, где были заложены наши сюрпризы. Рядом со мной уже развернулись связисты с сигнальными флажками и Эрик с картой.

Я поднял подзорную трубу. Долина лежала передо мной, как на анатомическом столе. Тихая, пустая, залитая первыми, робкими лучами восходящего солнца. Туман медленно рассеивался, обнажая каждую деталь. Вот наши жалкие окопы впереди. Вот склоны, испещрённые невидимыми шрамами наших ночных работ. А вот и сама гора.

Время тянулось, как расплавленный свинец. Минуты превращались в часы. Солнце поднялось выше, осушая мокрые камни. Напряжение в воздухе стало таким плотным, что, казалось, вот-вот зазвенит. Солдаты сидели в укрытиях, не смея шелохнуться. Даже природа затихла.

И в этой оглушающей тишине раздался крик. Пронзительный, режущий нервы крик наблюдателя с самого высокого поста.

— На хребте! Вижу движение! Пыль! Они идут…

Глава 3

Крик ударил по нервам, как разряд тока. Не панический визг новобранца, а резкий, отрывистый выкрик опытного наблюдателя, тот самый звук, который мгновенно выдёргивает из любого состояния, будь то сон, усталость или тяжёлые раздумья. Я дёрнулся, вскинув к глазам тяжёлую подзорную трубу, которую не выпускал из рук последние несколько часов.

На хребте, в нескольких километрах от нас, там, где серое утреннее небо встречалось с тёмными зубцами скал, действительно что-то было. Сначала просто облако пыли, похожее на низко стелющийся туман. Любой другой на моём месте списал бы это на ветер, но я слишком хорошо знал, как выглядит пыль, поднятая тысячами ног.

Я подкрутил колесико фокусировки, и картинка в окуляре дрогнула, стала резче. Пыль сгустилась, и из неё, как из зловещего кокона, начало вылупляться нечто тёмное, длинное, похожее на гигантскую чёрную гусеницу, выползающую на свет. Она текла, переливалась, неумолимо сползая по склону в нашу долину.

— Боги… сколько их там? — прошептал рядом Эрик. Его голос дрогнул, юношеская бравада слетела с него, как шелуха.

Я молчал, вцепившись в трубу так, что побелели костяшки. Я не считал. Но то, что я видел, было одновременно отвратительно и завораживающе. Это был единый, живой организм, идеальная машина для убийства. Авангард тёмных эльфов.

Они шли не так, как ходят люди, орки или гномы. В их движении не было ни малейшего хаоса, ни одного лишнего движения. Десять тысяч, закованных в чёрную, как вулканическое стекло, броню, двигались с нечеловеческой синхронностью. Шаг в шаг, ряд к ряду. Их строй был безупречен, словно его чертил не полководец, а бездушный механизм по выверенным лекалам. Казалось, если один из них споткнётся, весь этот монолитный поток на мгновение дрогнет и пойдёт рябью. Но они не спотыкались.

Их доспехи не блестели на солнце, они его пожирали. Матовая, хищная чернота, на которой не играли блики. И над всей этой рекой чёрной стали мерцало нечто совсем уж потустороннее. Огромный, почти невидимый купол, похожий на гигантский мыльный пузырь искажённой реальности. Он дрожал и переливался, как марево над раскалённым асфальтом, и солнечные лучи, попадая на его поверхность, не отражались, а как-то странно, вязко преломлялись. Магическая защита от солнца, которое, как я знал, они не слишком жаловали, и, скорее всего, от наших стрел.

— Конец… Это конец… — за моей спиной раздался сдавленный хрип. Я обернулся, это был генерал Штайнер. Его багровое лицо стало землисто-серым, а в глазах стоял тот самый тупой ужас, который я видел у солдат перед бойней в Каменном Щите. Рядом с ним фон Клюге, казалось, стал ещё меньше и суше, он просто смотрел на приближающуюся черноту, и его челюсть мелко дрожала. Они увидели то, что ожидали. Непобедимую силу, идеальную армию, которой невозможно противостоять.

А я видел другое, их презрение.

Они даже не выслали вперёд разведку. Они не пытались двигаться скрытно, используя рельеф, просто шли. Пёрли напролом, как каток, уверенные в своей неуязвимости. Их командиры, которых я уже мог различить в трубу, высокие фигуры в шипастых шлемах на таких же чёрных, как ночь, конях, время от времени лениво указывали на наши жалкие укрепления впереди. Я почти физически ощущал их насмешку. Эти неглубокие окопы, эти смешные деревянные рогатки… Они шли на казнь к нашим позициям почти прогулочным шагом, как мясник идёт в загон к овцам.

И в этом была их главная ошибка. Они были слишком идеальны, слишком уверены в себе. Слишком предсказуемы.

— Спокойно, сержант, — мой голос прозвучал ровно и холодно, удивив, кажется, даже меня самого. Я опустил трубу. — Считать будем потом. Мёртвых.

Я повернулся к генералам. Их лица были масками отчаяния.

— Генерал Штайнер, фон Клюге. Вернитесь к своим частям, доведите приказ ещё раз: никакого движения, никакого шума. Кто дёрнется раньше времени — расстрелять на месте. Это касается и ваших благородных рыцарей. Особенно их!

Штайнер открыл рот, чтобы что-то сказать, возможно, снова завести шарманку про честь, но, встретившись со мной взглядом, захлопнул его. В моих глазах не было ни страха, ни паники. Только холодный, злой расчёт. И это, видимо, напугало его больше, чем вся эльфийская армия. Они молча развернулись и пошли прочь,