Черная Песнь - Энтони Райан

расфокусированными, что говорило о внутреннем расчете, о разработке стратегии, в успехе которой я почти не сомневался. Это было его истинным даром при жизни, задолго до того, как он прикоснулся к камню: поразительная способность вести в голове целую войну еще до того, как была выпущена первая стрела.

"Отправьте две трети Искупленной орды за десять миль от границы, держась прибрежных дорог, - сказал он, как только взгляд его снова стал сосредоточенным. "Тухла двинется на север, догоняя всех, кто посмеет бежать от любви Темного Клинка. Никто не должен пересекать границу ни в том, ни в другом направлении, пока я не распоряжусь иначе. Мы подождем некоторое время, пока Бабукир потерпит неудачу, а затем отправим посольство к этому самоуверенному торговому королю, который, как я подозреваю, всего лишь еще один трус, погрязший в жадности, а я никогда не встречал труса, способного устоять перед взяткой".

♦  ♦  ♦

Той ночью я слушал, как Мэй плачет во сне. Это был наш новый ритуал. Ночной вопрос на время затих во время марша, когда дети стали собираться вокруг нее. С того дня, как я вернулся и обнаружил, что они ушли, между нами встал новый вопрос, невысказанный и заключенный в ее холодных, обвиняющих глазах: Почему ты не остановил его? Слезы я, в конце концов, выдержал, а вот вопрос - нет.

До того как Кельбранд забрал всех ее подопечных, кроме двух, я смотрел, как она спит, когда моя собственная дремота оказывалась неуловимой. Кошмары и тогда не давали ей покоя, но обычно она спала, не просыпаясь, часто с Сайкиром или кем-то из других, прижавшимся к ее боку. Теперь рядом с ней спала только Най Лиан, и даже она ждала, пока прекратятся слезы, прежде чем забраться на циновки. Улькар, конечно, казалось, вообще никогда не спал.

"Она простит тебя", - сказал он той ночью, прервав мое бдение над Маи и принцессой-сиротой. "Или не простит."

Повернувшись, чтобы посмотреть на его маленькую фигуру в углу палатки, я почувствовал, как привычная ярость, которую он вызывал, вспыхнула, а затем угасла в моей груди. При всей его известности я больше не питал иллюзий, что могущественный Обвар был менее ничтожной душой, чем это проклятое дитя.

"Или не хочет?" спросил я, переместившись к нему, чтобы встать над ним. Он не подал виду, продолжая вглядываться в ткань и бисерные черты куклы Най Лиан с головой тигра.

"Да", - ответил он своим нечленораздельным бормотанием. "Вместе вы заведете своих детей. Или не заведете. Най Лиан встанет во главе величайшего войска, когда-либо собранного в Благословенных Небесами землях. Или нет".

Я глубоко вздохнул, подавляя очередной прилив гнева, и опустился перед ним на корточки. "Ты видишь, что произойдет. Как может быть больше одного будущего?"

Впервые я увидел на его лице нечто, напоминающее забаву: его лицо из черепа стало почти злобным, когда ему удалось изобразить улыбку. "Больше, чем одно. Больше сотни. Больше сотни сотен. Больше, чем сто, сто..."

"Хорошо." Я потянулся, чтобы сжать его руку, заставляя себя держать ее только на свету. Его плоть была прохладной, но не такой, как трупный холод, как я ожидал. "Но одна из них должна быть более вероятной, чем другие".

Улыбка сползла с его лица, сменившись хмурой сосредоточенностью, которая говорила о том, что он действительно пытается сформулировать ответ, который я смогу понять. "Будущее - это... паутина. Много, много нитей, соединенных вместе. Одни светятся ярко, другие - тускло. Они мерцают, как свечи, даже обрываются и исчезают. Но иногда встречаются две, которые светят так же ярко, как и одна другая". Его огромные глаза обратились к спящим женщине и девушке. "Вы с Маи будете делать детей вместе. Или нет".

"И Кельбранд, Темный Клинок. Что с ним?"

"Он отдаст этот мир на съедение тигру в камне. Или нет".

Моя рука напряглась, сжав его руку так сильно, что на плоти появились синяки. Стиснув зубы, я разжал кулак и убрал его. Почувствовал ли Улькар боль, я не мог сказать, поскольку он продолжал молча смотреть на меня, хотя казалось, будто его глаза стали как-то ярче, несмотря на мрак.

"Больше никаких загадок, мальчик, - сказал я хриплым голосом. "Мы должны остановить его, и ты это знаешь. Ради твоих братьев и сестер, погибших в пламени. Ради Най Лиан. Ради Май. Скажи мне, как".

Он моргнул и перевел взгляд на куклу, перебирая пальцами оранжево-белую ткань ее лица. "Я видел тигра, - сказал он. "И ты тоже. И он тоже. Теперь ему нужно увидеть волка".

Это было нелегко устроить, но мне помогла озабоченность Кельбранда своим гротескным памятником. Чем дольше мы оставались в Лишун-Ши, тем больше он становился его навязчивой идеей. Руины дворца превратились в огромный рабочий лагерь, где под постоянным слоем пыли раздавался звон молотков и зубил, от которого закладывало уши. Монумент рос с пугающей быстротой, свидетельствуя о человеческом мастерстве и изобретательности, когда им движет слепое поклонение и ужас. К концу первой недели он вырос до двадцати футов в высоту, и за каждым его дюймом следил сам Кельбранд. Особенно он заботился о создании многочисленных статуй, в первую очередь тех, которые должны были изображать его сестру и самого ненавистного врага.

"Нет, нет, нет!" - сказал он однажды, опрокинув почти законченную мраморную версию Вора Имен, и ее составные блоки раскололись, упав на землю. "Он выше этого по крайней мере на дюйм". Каменщик, высекавший оскорбительную статую, упал на колени и зарыдал, глядя, как моча темнеет в пыли под ним. Я почти не сомневался, что Кельбранд убил бы его там и тогда, но умелые руки найти было трудно. "Сделай это еще раз", - сказал он. "Сделай все правильно, и Темный Клинок проявит милосердие, отняв у тебя только один палец".

С поднятием монумента я почувствовал, как его внимание ускользает от меня, а чувство взаимного признания, возникавшее всякий раз, когда его дар касался моего, то ослабевало, то исчезало. Кельбранд, по крайней мере на данный момент, не испытывал особой необходимости пристально следить за любимым псом. В результате я сохранил почти полное командование над той частью орды, которая не была отправлена угрожать границе с Запредельем, а также над множеством пленников, захваченных за последние недели.

"Предатель!"

Я повернулся, чтобы посмотреть на коренастого мужчину, которого двое Искупленных вытаскивали из толпы пленников. В этой группе пленников были те, кто оказался невосприимчив к любви Темного клинка, и их пощадили, потому что нужны были руки,