Клокочущая ярость. Революция и контрреволюция в искусстве - Гриша Брускин

Контрреволюция в лице убийцы Марата Шарлотты Корде унаследовала обнаженные перси Свободы Эжена Делакруа и Антуан-Жана Гро.

Певица «Соловей» в пьесе призывает: «Эй, выходите из всех подвалов! Попов громите и феодалов! Швыряйте смело на дно колодцев. Их лизоблюдов и полководцев. Вздымайте вверх топоры и косы! Мы уничтожим вас, кровососы! Смерть угнетателям! Смерть вампирам! Отныне равенство правит миром!»[84]

УБЬЕМ ЛУННЫЙ СВЕТ!

Спятившая Свобода Вайса как будто завершает призыв Маринетти, в 1909 году выпустившего сумасшедших на улицы в своем футуристическом манифесте «Убьем лунный свет!»: «О сумасшедшие, о мои возлюбленные братья, следуйте за мной! Живо!.. вырывайте статуи и громоотводы!.. Опорожним сундуки с золотом!.. Слитки и монеты!..»

Над произведениями Маринетти, будь то «Мафарка-футурист» или же «Убьем лунный свет!», витают привидения Фридриха Ницше, графа Лотреамона. И конечно же, Донасьена Альфонса Франсуа де Сада.

МЕТАФОРА ВЕЛИКОГО ОКТЯБРЯ

Вернемся же к временно оставленному, но отнюдь не забытому драгоценному Борису Александровичу Голополосову.

Парижские повстанцы в 1789 году освободили узников психиатрических больниц. И те устремились в революцию.

Голополосов вслед за Маринетти и де Садом написал сценарий перформанса под названием «Борьба за знамя».

Отправился на Канатчикову дачу.

Опоил для пущего куража буйнопомешанных шизофреников амфетаминами и галлюциногенами.

Подразнил их полуголой теткой Свободой.

Сорвал смирительные рубашки.

Порепетировал немного пьеску.

Затем дал в руки пистолеты. И выпустил «свеженьких» жмуриков на баррикады.

Тем самым подарив нам замечательную метафору Великого Октября.

Будем же благодарны творцу.

ВОЗЛЮБЛЕННЫЕ БРАТЬЯ

Кстати, каковы были настроения «возлюбленных братьев» Маринетти в канун Великого октября? Перед тем как их выпустил на волю Борис Александрович Голополосов?

В 1909 году в Психоневрологическом институте в Петербурге открылась выставка «Охранение душевного здоровья», на которой было представлено литературное, изобразительное и прочее творчество душевнобольных.

Некоторые объекты выглядели точь-в-точь как нынешнее искусство.

В комментарии к одному из выставленных экспонатов чувствуется почерк художников Виталия Комара и Александра Меламида.

«Священник Кусмаров изобрел сапоги, которые должны были облегчить ему жизненный путь. По его объяснению, жить ему осталось немного, а ходить проповедовать христианство нужно было по большому пространству земли. Он решил одолеть это пространство — заказать побольше сапоги, — тогда цель будет достигнута. Эти сапоги с голенищами обычного размера, но с гигантскими ступнями и были представлены на обсуждаемой выставке».

Журналист, посетивший экспозицию, отмечал: «Все почти авторы психиатрических лечебниц люди ярко прогрессивные, свободолюбивые, смелые в исканиях духа». «Можно сказать больше, — добавляет он, — осуществление мечты о свободе слова в России имеет место только в сумасшедшем доме! Разве это не трагическая ирония?..»

Он приводит стихи из рукописи больного: «Наконец-то и Россию Пожалел суровый Рок, И пронесся по отчизне Революции поток. Посмотри куда не кинешь Ты хотя б случайно взгляд, Всюду пред тобой предстанет Прогрессист иль демократ».

«Кидал случайные взгляды» наш жмурик на собратьев по несчастью, пораженных, как и он, «недугом души», — революционно настроенных насельников психушки[85].

ГРАНИЦЫ НОРМЫ

То вдруг снилось ему, что жена вовсе не человек, а какая-то шерстяная материя; что он в Могилеве приходит в лавку к купцу. «Какой прикажете материи? — говорит купец. — Вы возьмите жены, это самая модная материя! Очень добротная! Из нее все теперь шьют себе сюртуки». Купец меряет и режет жену.

— Гоголь. Иван Федорович Шпонька и его тетушка

Рассуждая о границе между безумием и творчеством, Фуко анализирует исключительно западную литературу и изобразительное искусство.

А ведь сколько у нас дивных сумасшедших! Один гениальный Николай Васильевич Гоголь чего стоит! Даст фору всем западным безумцам, вместе взятым!

Вот как описывает одну из своих встреч с Гоголем писатель Сергей Тимофеевич Аксаков: «Передо мной стоял Гоголь в следующем фантастическом костюме: вместо сапог длинные шерстяные русские чулки выше колен; вместо сюртука, сверх фланелевого камзола, бархатный спензер; шея обмотана большим разноцветным шарфом, а на голове бархатный малиновый, шитый золотом кокошник, весьма похожий на головной убор мордовок. Гоголь писал и был углублен в свое дело, и мы, очевидно, ему помешали. Он долго, не зря, смотрел на нас, по выражению Жуковского, но костюмом своим нисколько не стеснялся»[86].

НА ПРАВАХ ХОЗЯИНА

В 1834 году Гоголь публикует «Записки сумасшедшего».

Вспомним конец этого поистине удивительного произведения.

«Нет, я больше не имею сил терпеть. Боже! Что они делают со мною! Они льют мне на голову холодную воду! Они не внемлют, не видят, не слушают меня. Что я сделал им? За что они мучат меня? Что хотят от меня, бедного. Что могу дать им? Я ничего не имею. Я не в силах, я не могу вынести всех мук их, голова горит моя, и все кружится передо мною. Спасите меня! Возьмите меня! Дайте мне тройку быстрых, как вихорь коней! Садись, мой ямщик, звени, мой колокольчик, взвейтеся, кони, и несите меня с этого света! Далее, далее, чтобы не видно было ничего. Вон небо клубится передо мною; звездочка сверкает вдали; лес несется с темными деревьями и месяцем; сизый туман стелется под ногами; струна звенит в тумане; с одной стороны море, с другой Италия; вон и русские избы виднеют. Дом ли то мой синеет вдали? Матушка! Пожалей о своем больном дитятке!.. А знаете ли, что у алжирского дея под носом шишка?»

Если в момент работы над «Записками» сумасшедший литературный герой Гоголя проживал бок о бок со своим создателем, то в 1852 году, перед смертью писателя, безумец окончательно вселился в его тело на правах хозяина. И Николай Васильевич повторил точь-в-точь судьбу придуманного им персонажа.

КТО ЗНАЕТ?

Приведем отрывок из воспоминаний лечащего врача Гоголя — Алексея Терентьевича Тарасенкова, бывшего рядом с Гоголем в последние дни его жизни: «Все врачи вошли к больному, стали его осматривать и расспрашивать… Наконец, при продолжительном повторном исследовании, он проговорил с напряжением: „Не тревожьте меня, ради бога!“ Овер препоручил Клименкову… сделать холодное обливание головы в теплой ванне… в шесть часов вечера уже ванна была сделана, у ноздрей висели восемь крупных пиявок; к голове приложена примочка. Рассказывают, что когда его раздевали и сажали в ванну, он сильно стонал, кричал, говорил, что это делают напрасно; после того как его положили опять в постель без белья, он проговорил: „Покройте плечо, закройте спину!“; а когда ставили пиявки, он повторил: „Не надо“; когда они были поставлены, твердил: „Снимите пиявки“, „Поднимите ото рта“ (пиявки); при мне они висели еще долго, его руку держали с силою, чтобы он до них не касался… Обращение их было неумолимое; они распоряжались, как с сумасшедшим, кричали