Мимолетные видения незнакомой Японии - Лафкадио Хирн

южных морях, идеализированной окутывающим ее туманом. Это скорее даже призрак джонки, но такой, который улавливает свет на манер облаков, силуэт, вылепленный из золотистой дымки, наполовину прозрачный и невесомо парящий в голубизне.

Часть 3

С берега реки, на который выходит мой сад, доносятся хлопки ладоней – один, два, три, четыре, однако самого хлопающего скрывают кусты. В то же время я вижу, как по каменным ступеням причалов на противоположном берегу спускаются к воде мужчины и женщины. У всех заткнуты за пояса маленькие синие полотенца. Люди умываются, моют руки и полощут рты, выполняя привычный ритуал очищения перед синтоистской молитвой. После этого они поворачивают лица к солнцу, четыре раза хлопают в ладоши и молятся. С длинного, высокого белого моста и с далекого легкого суденышка с загнутыми, как рога месяца, концами им вторят новые хлопки. На борту удивительных лодок, склонив головы в сторону сверкающего золотом востока, стоят рыбаки с обнаженными руками и ногами. Хлопков становится все больше, они сливаются в непрерывные раскаты резких звуков. Все население приветствует восходящее светило, Охи-сан, Богиню Солнца, Аматэрасу-о-миками, Богиню Сияющего Света[33]. «Конничи-сама! Слава тебе, посылающей день! Бесконечное тебе спасибо за этот блаженный свет, делающий мир прекрасным!» Так, несомненно, если не говорят, то думают бесчисленные души. Некоторые молящиеся поворачиваются только к востоку и хлопают в ладоши, другие также поворачиваются к западу, к священному Кицуки, древнему святилищу. Третьи – их тоже немало – по очереди поворачивают лицо ко всем точкам неба, бормочут имена сотен богов. Есть и такие, кто, поприветствовав Богиню Солнца, обращают взор к высокой Итибата, где находится великий храм Якуси Нёрай, возвращающего слепым зрение. Эти люди не хлопают в ладоши, как последователи синто, но слегка потирают ими друг о друга на буддийский манер. Однако все они, потому что в этой самой старой провинции Японии все буддисты одновременно поклоняются синто, произносят древние слова синтоистской молитвы: «Харай тамай киёме тамай то ками ими тами».

Это – молитва самому древнему божеству, правившему еще до появления Будды, и до сих пор правящему своей страной Идзумо, краем тростниковых равнин, где рождаются облака; молитва богам первородного хаоса и доисторического океана в начале начал мира, странным богам с длинными, причудливыми именами – Ухидзи-ни-но ками, Первого повелителя земли, Сухидзи-ни-но ками, Первой повелительницы песка, молитвы тем, кто пришел после них, богам силы и красоты, творцам мира, создателям гор и островов, предкам царей, чей род считается берущим начало от Солнца, молитвы трем тысячам богов, «живущим в провинциях», и восьмистам миллионам, живущим на лазурной Такамагахара – Равнине высокого неба. «Ниппон коку тю яоёродзу но ками гами сама!»

Часть 4

– Хо кэ кё!

Мой угуису, наконец, тоже проснулся и возносит утреннюю молитву. Вы не знаете, кто такой угуису? Это священная маленькая птичка, принявшая буддизм. Все угуису исповедуют буддизм с незапамятных времен. Они проповедуют людям величие божественной Сутры.

– Хо кэ кё!

«Хо кэ кё» – по-японски то же самое, что на санскрите «Саддхармапундарика» или Сутра белого лотоса высшего учения, священная книга секты Нитирэн. Надо признать, что изъявление веры пернатым буддистом продолжается недолго – он лишь раз за разом повторяет священное название как ектению, перемежая ее взрывами жемчужного щебета.

– Хо кэ кё!

Всего одна фраза, но как мило произносит ее птица! В каком любовном экстазе выговаривает она ее по слогам! Ибо написано: «Тот, кто запомнил, прочитал, преподавал или записал эту Сутру, получит восемьсот добрых способностей Ока. Он сможет увидеть все три сферы вселенной вплоть до самого ада Авичи, до края всего сущего. Он приобретет тысячу двести добрых свойств Уха – сможет слышать все звуки трех сфер вселенной – звуки, издаваемые богами, гоблинами, демонами и нечеловеческими существами».

– Хо кэ кё!

Всего одно слово. Но написано также: «Заслуга с радостью принявшего хоть одно слово этой Сутры будет несравненно больше, чем заслуга того, кто обеспечит всех существ в четырех тысячах асанкий миров всем необходимым для счастья».

– Хо кэ кё!

Произнеся это слово, птичка делает небольшую почтительную паузу, прежде чем разразиться восторженным щебетом – птичьим хвалебным гимном. Щебет, потом перерыв на пять секунд, потом медленное, милое, торжественное провозглашение священного названия тоном медитативного восторга, потом еще одна пауза и еще один бурный всплеск страстного щебета. Впервые увидев эту птицу, ты невольно удивляешься, как столь чудное, пронзительное сопрано могло зародиться в таком маленьком горлышке. Угуису – один из самых крошечных пернатых певцов, тем не менее его пение слышно на другом берегу широкой реки, и дети, идущие в школу, останавливаются послушать его на мосту, находящемся на расстоянии целого тё. Птица невзрачна: серенький малыш практически не виден в огромной клетке из дерева хиноки, затемненной бумажными экранами на маленьких проволочных окошках, потому что он любит полумрак.

Существо это нежное и требует рабской исполнительности. Корм следует тщательно отмерять, взвешивать на весах и всегда подавать в одно и то же время дня. Чтобы певец не умер, требуется проявлять всяческую заботу и внимание. И все-таки эта птичка бесценна. Цена ее недоступна, как далекие берега, настолько она редкая. Я, например, не мог бы позволить себе такое приобретение. Птицу прислала мне одна из самых милых леди Японии, дочь губернатора Идзумо, которая, решив, что иностранный учитель может заскучать во время непродолжительной болезни, отправила изящное существо мне в подарок.

Часть 5

Хлопки в ладоши прекратились. Начались дневные заботы. С моста все громче доносится перестук гэта. Звуки гэта на мосту через Охаси, быстрые, веселые, музыкальные, напоминают мелодию гигантского танца. На самом деле это танец и есть. Весь народ движется на носочках. Мелькание бесчисленных ног на обочине освещенной солнцем дороги поражает воображение. Все ступни малы, симметричны, легки, как ноги фигур на греческих вазах, ступня всегда сначала опускается на носок. Гэта не позволяют идти на другой манер, потому что пятка не касается ни гэта, ни земли, а клиновидная форма деревянного ложа сама наклоняет ступню вперед. Человеку, не привыкшему пользоваться гэта, трудно в них даже стоять, однако можно видеть, как японские дети бегают во весь опор в гэта с подошвами не менее трех дюймов толщиной, удерживаемых на ноге лишь ремешком между большим пальцем и другими пальцами ноги, но никогда не спотыкаются и не падают. Еще более занимательное зрелище представляют собой мужчины в боккури или такагэта с деревянными подошвами на деревянных же подставках высотой не менее пяти дюймов, отчего вся конструкция