Он увидел солнце. Егор Летов и его время - Александр Витальевич Горбачев

на крушение этих иллюзий. У Летова времени не было. Он впитывал все это параллельно и, будучи человеком принципиальным и радикальным, постоянно стремился выработать мировоззрение, которое соединяло бы все то, что его прет и заводит; он упирался в противоречия и пестовал их. Как выразился журналист Андрей Смирнов: «Летов и компания – это озверевшие хиппи, преследуемые идеями психоделической революции и возвращения к природе».

Советские хиппи обычно ездили автостопом из центра и северных регионов на юг (на море в Крым или в наркотические экспедиции по республикам Средней Азии) и на восток (например, на Алтай за мистическими приключениями). Летов и Янка двинулись ровно в обратном направлении, но соблюдая базовое правило трассы – лучше всего путешествовать разнополой парой: одного или тем более двух парней многие подбирать побоятся, а девушке стопить в одиночку попросту опасно.

Кто их подвозил? Как водители – дальнобои, командировочные, походники – реагировали на эту странную пару? О чем они говорили, пели ли песни, рассказывали ли анекдоты (водители часто просят)? Где ночевали, оказавшись на закате посреди большой России под открытым небом (ситуация, которая всегда происходит в автостопных путешествиях, если они разворачиваются дальше, чем на две-три сотни километров)? Как проводили время в незнакомых местах? Мы очень мало знаем о тех неделях и месяцах. Чуть больше других о них рассказывал Олег Древаль – киевский приятель Егора и Янки, к которому они завалились по знакомству в июле 1987-го, а потом останавливались неоднократно, во многом из-за его гостеприимства. «Что такое был Киев для них тогда? Это было какое-то невероятно сытое и довольное сообщество, потому что они были очень быстро одеты и обуты, были накормлены вареньями, которые стояли на полке уже по три года и которые никто в Киеве не ел, потому что они старые были… – вспоминал Древаль. – Были открыты какие-то банки огурцов, на что они смотрели невероятно дико. Бесконечные прогулки по Киеву ночами, когда Янка ходила в основном во „вьетнамках“ и сбивала постоянно в них носки и пятки на киевских горках, и чертыхалась на весь Киев. Летов бегал впереди со словами: „Козлы, быстрее! Здесь же так классно!“»

Они заезжали в разные города – Новосибирск, Свердловск, Москву, где их ненадолго приютил старший брат Егора. Питались, чем придется – воровали овощи на рынках; пользовались гостеприимством придорожных ресторанчиков, где грузины бесплатно наливали им харчо; оказавшись в Украине, набирали в сумку созревшие яблоки и абрикосы. Временами ссорились – особенно злостная размолвка вышла, когда они ночью брели по трассе под Брянском и вступили в схоластический спор о том, кого стоит спасать, если придется выбирать между ребенком и стариком. «Я сказал, что дедушку, потому что это человек, а ребенок – это всякое говно, которое он собой представляет, – вспоминал Летов. – И тогда у нас была ужасная распря, дикая просто, чуть ли не до драки тогда дошло…»

Ясно, что это были два человека, которые делили большие чувства и колоссально влияли друг на друга. Летов во второй половине 1987-го переживает очередной творческий взрыв, выдает порцию вечных хитов для кухонь и костров. «Государство», «Система», «Харакири», «Лес», «Никто не хотел умирать», «Второй эшелон» – как скажет сам автор, в те месяцы он «знакомился, ругался, мечтал, психовал и сочинял». Янка же именно тем летом написала первые вещи, которые ее обессмертят – «Мы по колено» и «Стаи летят».

Одну песню они сделали вместе – «В каждом доме», протяжный полуплач, фиксирующий трагическую пустоту обывательского быта (по смыслу она очень близка к позднему летовскому манифесту «Долгая счастливая жизнь»; тут даже есть похожие образы – «Угрюмым скопом мышиных скрипов» vs «Вездесущность мышиной возни»). Об обстоятельствах ее рождения Летов вспоминал, что песня появилась после того, как они с Янкой «до опизденения наслушались Xmal Deutschland, Siouxsie & The Banshees и прочего им подобного» – и это характерная история о механике их музыкальной работы. Наверное, при желании в электрической версии «В каждом доме» можно услышать эхо готического постпанка, вдохновившего авторов, но именно что при желании и именно что эхо.

Это не единственный подобный случай. Другим общим увлечением Янки и Летова стали песни Александра Башлачева. Дягилева познакомилась с ними и с их автором еще в 1985 году, когда тот приезжал с концертом в Новосибирск. Их отношения обросли большим количеством легенд: якобы 19-летняя Янка подошла к заскучавшему на тусовке Башлачеву и предложила нарисовать для него лисичку; якобы Башлачев сообщил отцу Янки, что его дочери «известно о жизни гораздо больше, чем вы можете подумать». Так или иначе, Дягилева хорошо знала башлачевские песни – по словам Летова, почти бредила ими. Ему Башлачев тоже был близок: еще в начале 1987-го в одном из писем Летов отзывался о нем как о «гениальном текстовике и эмоциональнейшем вокалисте», а общее впечатление описывал своим любимым тогда эвфемизмом «АБЗАЦ». Егор вспоминал, что, когда услышал запись того самого концерта, на котором была Янка, «очень долго не спал» и в третьем часу ночи «родил» «Насрать на мое лицо». Для другой песни того же периода, «Системы», Летов и вовсе называл четкий источник – башлачевскую «В чистом поле дожди косые».

При всем при этом, чтобы установить, в чем конкретно заключается преемственность, требуется пристальный филологический и музыковедческий анализ; во всяком случае, я лично никаких прямых параллелей не наблюдаю. И это не вполне типичная ситуация для русской рок-традиции. У музыкантов «Аквариума» можно было не спрашивать, где они черпали вдохновение, записывая «Табу», а у музыкантов «Кино» – что они слушали, работая над альбомами «Ночь» и «Это не любовь»: все и так прекрасно слышно. Лучшие песни Майка Науменко и вовсе, как известно, представляют собой более или менее близкие к оригиналу переводы Дилана, Спрингстина, Лу Рида и прочих. Это, разумеется, ни в коем случае не недостаток, а легитимный творческий метод – в конце концов, как пел тот же БГ: «Ты можешь цитировать Брайана Ино с Дэвидом Бирном, но в любой коммунальной квартире есть свой собственный цирк», – и именно этот цирк делает песни твоими. Однако Летов писал иначе – и в те годы, когда в принципе считал возможным комментировать деятельность коллег, неоднократно ворчал в адрес Гребенщикова: «Умный человек, но зачем снимать?»

У всесоюзного путешествия Летова и Дягилевой была понятная точка отсчета, однако бегством его цели не исчерпывались. Лидер «Гражданской обороны» хотел разделить с другими ликование от только что записанных им альбомов группы – тем более что друзья и знакомые подтверждали: эти песни работают. «Мне Янка привезла запись, говорит: „Послушай, Игорь записал три альбома“, – рассказывал Валерий Рожков. – Я вставляю кассету, там первая же вещь – „А день был счастливый, как