Мимолетные видения незнакомой Японии - Лафкадио Хирн

– Синда кодомо-но сигото, – бормочет мой курумая с сострадательной улыбкой. – Все это результат стараний мертвых детей.

Мы выходим из лодки. Вняв совету, я снимаю обувь и надеваю пару дзори, специально захваченных для меня соломенных сандалий, – на каменном полу легко поскользнуться. Мои спутники идут босиком. Но тут возникает новое затруднение – бесчисленные кучки камней расположены так близко друг к другу, что между ними, на первый взгляд, пройти невозможно.

– Мада митига аримасу, – восклицает лодочница. – Здесь есть тропа.

Следуя за ней, мы протискиваемся справа между стеной пещеры и крупными валунами и выходим на очень узкую тропинку, петляющую между кучками камней. Идти надо очень осторожно, чтобы не потревожить покой маленьких духов. Если рассыплется хоть одна кучка, детки огорчатся и заплачут. Поэтому мы внимательно идем в ту часть пещеры, где нет кучек камней и каменистый пол покрыт тонким слоем песка, осыпающегося со скального уступа. На песке я вижу следы маленьких босых детских ног длиной всего три-четыре дюйма. Их оставили души мертвых детей.

Если бы мы приехали пораньше, говорит лодочница, мы бы увидели еще больше следов, потому что дети оставляют их по ночам на сыром от падающих со свода капель песке. Днем, когда становится жарко, песок и скалы высыхают, и следы исчезают.

Мне попадаются всего три отпечатка, но они чрезвычайно отчетливы. Один направлен в сторону стены пещеры, другие два – в сторону моря. Тут и там под нависающими выступами скал по всей пещере лежат крохотные соломенные сандалии, детские дзори, принесенные в дар малышам пилигримами, чтобы острые камни не ранили маленькие ножки. Тем не менее видны отпечатки только босых ступней.

Затем мы, осторожно огибая каменные кучки, продвигаемся ко входу во внутренний грот и останавливаемся перед статуей Дзидзо. Сидящий Дзидзо вырезан из гранита и держит в руке волшебный камень, способный исполнить любое желание. В другой руке он сжимает сякудзё – посох паломника. Перед статуей установлены (как необычная дань синтоизму) маленькие тории и пара гохэй. Как видно, у этого доброго бога нет врагов, и покровителю детских душ смиренно поклоняются представители обеих конфессий.

У подземного Дзидзо только одна ступня – резной лотос, на котором он сидит, поврежден, раскололся. Цветок лишился двух больших лепестков, и правая ступня, очевидно, покоившаяся на них, отсечена по щиколотку. Мне говорят, что разрушение произведено волнами. Во время сильного шторма волны бешено врываются в пещеру и напрочь смывают кучки камней, швыряя их в статуи. Однако в первую же спокойную ночь после бури все камешки возвращаются на прежнее место!

– Хотокэ-га симпай ситэ – наки-наки цуми наоси-масу. (Хотокэ кручинятся, плачут, но снова складывают камни в молитвенные кучки.)

Камни костяного цвета вокруг черной пасти внутреннего грота напоминают разинутые челюсти. От зловещего входа пол пещеры уходит вниз к глубокому, темному проему. Внутри, когда глаз привыкает к темноте, обнаруживаются более крупные кучи камней, а за ними, в углублении грота, улыбаются еще три статуи Дзидзо. Перед одной из них тоже стоят тории. Здесь удача изменяет мне, и я нечаянно разрушаю сначала одну, потом вторую кучку камней. Курумая почти одновременно со мной сбивает еще одну. В искупление мы должны сложить шесть новых кучек либо восстановить разрушенную кучку размером в два раза больше прежней. Пока мы заняты делом, лодочница рассказывает историю двух рыбаков, пробывших в пещере всю ночь и слышавших шум невидимого скопления духов, звуки речи, напоминающие ропот большой толпы детей.

Часть 7

Духи маленьких детей приходят складывать камни у ног Дзидзо только по ночам. Говорят, что форма кучек каждую ночь меняется. Я спрашиваю, почему они не работают днем, когда их никто не видит. Мне отвечают: «Их может увидеть Охи-сан[67]. Мертвые очень боятся Госпожу Солнце».

На мой вопрос, почему дети приходят из моря, я не получаю удовлетворительного ответа. Несомненно, в причудливом воображении японского народа, как и многих других народов, до сих пор сохраняется первобытная идея о некой связи, таинственной и ужасной, между царством воды и царством мертвых. После Праздника душ призраки всегда уплывают за море в свои темные царства на крохотных соломенных суденышках, которые спускают на воду на шестнадцатый день седьмой луны. Даже если плавучие фонарики пускают по реке, озеру или каналу, чтобы осветить путь призракам, или если мать, потерявшая ребенка, опускает в какой-нибудь ручей сто маленьких рисунков Дзидзо, молясь о своем любимце, за этим благочестивым поступком стоит неосознанная мысль о том, что все воды устремляются к морю, а само море – в далекий подземный край мертвых.

Этот день с его картинами и звуками – сумрачной пещерой, пропадающими в темноте серыми стражами, слабыми отпечатками босых детских ног, странными улыбающимися статуями и сбивчивым шепотом набегающего прибоя, умноженным хриплым эхом, сливающимся в монотонный гул Сай-но Кавары, – наверняка еще приснится мне в другое время и в другом месте.

И вот мы уже скользим по черно-синему заливу навстречу каменистому берегу Какауры.

Часть 8

Как и в Мицууре, у кромки воды выстроилась шеренга рыбацких лодок, каждая из них повернута носом к морю. За ней видны ряды других лодок. Протиснуться между ними по пляжу к сонным, милым, причудливым улочкам поселка удается лишь с большим трудом. Когда мы высаживаемся, кажется, что в деревне все спят: нам попалось навстречу единственное живое существо – кошка, сидящая на корме лодки. Да и та, согласно японским поверьям, возможно, не настоящая кошка, а о-бакэ или нэкомата, другими словами, кошка-гоблин с длинным хвостом. Найти единственную гостиницу не так-то просто, здесь нет никаких вывесок, и каждый дом, похоже, имеет частного хозяина – либо рыбака, либо крестьянина. Но деревня стоит того, чтобы по ней прогуляться. Наружные стены домов покрыты желтой штукатуркой, ее светлый теплый колер придает маленькой улочке под ярко-голубым небом жизнерадостный вид.

Когда мы, наконец, находим гостиницу, нам приходится довольно долго ждать, пока нас примут, потому как ничего еще не готово, все или спят, или в отлучке, хотя все ширмы и раздвижные двери открыты. Как видно, в Какауре не бывает воров. К гостинице на невысоком холме ведет главная улица (остальные улицы представляют собой не более чем крохотные переулки) с двумя пролетами плоских ступеней. На другой ее стороне я вижу расположенные почти бок о бок храм школы Дзэн и храм синто.

Наконец, по улице к гостинице с неожиданной прытью спускается красивая, обнаженная по пояс молодая женщина с грудью Наяды. Поклонившись, она с улыбкой пропадает