Короче, Пушкин - Александр Николаевич Архангельский

Веру Александровну еле удалось успокоить.

Думает он в это время не только о сухой земле и могильных червях, но также о дуэлях и убийствах. И о том, что смерть, причиненная “по правилам” несравнимо лучше смерти, принесенной произвольно. Первая дает возможность дворянину распорядиться собственной судьбой – в соответствии с неписанными правилами. Не использовать чужую силу государства, не передоверять решение царю, а действовать самостоятельно и автономно. Это было важнейшим правом дуэлянта: самому определять свою судьбу.

В те дни Наталья Николаевна рассказала Пушкину историю коллежского советника Александра Апрелева. Тот соблазнил сестру помощника бухгалтера Николая Павлова, прижил с нею двух детей, а когда пришла пора жениться, бросил ради девицы Кобылиной. Вызов Павлова-брата он отверг и отправился к венцу. В самый день свадьбы (апрель 1836-го) Павлов, будучи пьян, подкараулил врага и смертельно ранил его кинжалом. Был приговорен к лишению чинов и дворянского звания; в момент гражданской казни палач неосторожно преломил шпагу над его головой, рана оказалась смертельной. В весенней переписке с женой Пушкин вспоминает также о гусаре Кирееве, побившем трактирщика, и о своей дуэльной молодости… Он, повторимся, ничего еще не знает, да и не о чем пока что знать, но постоянно возвращается к мотиву поединка как единственного способа самозащиты без помощи и воли государства. И беззаконного убийства как единственной (плохой) альтернативе.

Ужас, поселившийся в его душе, ослабевает, не получая новой подпитки; Дантес не видел Гончарову с марта: Наталья готовится к родам и не появляется на людях. Дантес переключает энергию на Геккерена и пишет ему: “считаю дни до твоего приезда – минуты, да, минуты. Как мы обнимемся! Как станем беседовать о тебе, обо мне, о твоем путешествии; советую запастись изрядным терпением, потому что я не дам тебе ни минуты покоя”.

Но мы уже привыкли к риторическим ходам Дантеса и заранее знаем: сначала он должен слегка подразнить, затем успокоить, после чего переключиться на покупки: “…лошади обошлись бы тебе вполовину против того, что придется платить в Петербурге, и были бы лучше…” Деловая хватка уживается с домашним эросом: Дантес разбирался в цене лошадей не хуже, чем в мужской и женской красоте. Неслучайно после высылки из России он окажется успешным мэром Сульца и неплохим сенатором. В местном краеведческом музее весь второй этаж отведен под рассказ о Дантесе; есть там и портрет его приемного отца, и Пушкин, и чугунная мишень в половину человеческого роста, изображающая кого-то с бакенбардами. Считается, что Жорж каждое утро стрелял по этой фигуре; рука у него оставалась крепкая. Велик соблазн сказать, что Жорж до старости не успокоился, но в реальности мишень похожа на кого угодно.

Переписка Геккерена и Дантеса прервалась на трогательной ноте: “Прощай, мой драгоценный друг, единственный поцелуй в щеку, но не более, потому что остальные мне хочется подарить тебе по приезде”. И замерла на долгие семь месяцев: посланник находился в Петербурге. Он обеспечил Жоржу нидерландское гражданство, дворянские права, а также имя и герб Геккеренов. Но с неприятной годовой отсрочкой; кажется, король не выказал восторга. Что касается усыновления, то король бумаг не подписал: не по закону, барону нет 50 лет, так что никаких усыновлений. Однако русскому царю и Нессельроде посланник солгал, и обман сошел ему с рук.

Примерно через месяц (18 мая) пресеклась и переписка Пушкина с женой; после 23 мая 1836-го они уже не разлучались до самой последней минуты.

Тем временем, лишенный общества Натальи, кавалергард завязал полуроман с семнадцатилетней незамужней княжной Марией Барятинской; осторожно за нею ухаживал, постоянно оказывал знаки внимания. И в этом опытный посланник его поощрял; имело смысл тревожиться о Пушкиной, а ужимки и прыжки вокруг Барятинской – его не беспокоили.

И в красавицу Наталью Николаевну, и в молодого, остроумного Дантеса влюблялись многие. Им была увлечена Идалия Полетика, незаконнорожденная дочь могущественного графа Строганова и жена кавалергарда Александра Полетики. Проснулась страсть в сестре Натальи, Екатерине Гончаровой, и она из конфидентки Натали мгновенно превратилась в конкурентку, а потом и в добровольного агента Геккеренов. И это далеко не полный список. Геккерен смотрел на эти приключения сквозь пальцы; клин вышибается клином, мимолетные романы, рядовые увлечения и даже долговременные связи гаснут, а сейчас они помогут отслоить Дантеса от Натальи, отделить от реальной угрозы.

13. Главою непокорной – будь послушна

А в это время Пушкин на прекрасной каменноостровской даче раскладывал лирический пасьянс и собирал в единый цикл разрозненные стихотворения. Чем должен был открыться этот цикл, мы достоверно не знаем – номер первый оставлен пустым. Второе стихотворение, вынужденно ставшее первым, – “Отцы пустынники и жены непорочны”. Третье – “Подражание итальянскому”. Четвертое – “Мирская власть”. Пятое неизвестно. Шестое – “Из Пиндемонти”, первоначально названное “Из Alfred Musset”. Седьмое место тоже вакантно, даже непонятно до конца, планировалось оно или нет.

Намеченный лирический сюжет основан на прозрачной параллели – душевная жизнь лирического героя соотнесена со Страстной неделей. (Сто с лишним лет спустя похожее решение будет искать Пастернак в “Стихотворениях Юрия Живаго”.) Герой размышляет о жизни и смерти, о спасении и гибели, он заново переживает ужас от своих грехов, вспоминает молитву святого Ефрема Сирина, погружается в события Великой пятницы и сталкивает “мирскую власть” с неотмирной властью Воскресения.

Молитву святого Ефрема Сирина в церкви читают Великим постом. Это любимая молитва героя, она служит ему камертоном, намагничивает все переживания – печаль, падение, слабость, погружение в ужас, надежду: “Отцы пустынники и жены непорочны, / Чтоб сердцем возлетать во области заочны, / Чтоб укреплять его средь дольних бурь и битв, / Сложили множество божественных молитв; / Но ни одна из них меня не умиляет, / Как та, которую священник повторяет / Во дни печальные Великого поста…”

“Подражание итальянскому” отсылает нас к сонету об Иуде Фр. Джанни в переводе на французский Антони Дешана… Здесь в центре образ апостола, предавшего Христа, ложное, демоническое воскресение:

Как с древа сорвался предатель ученик,

Диявол прилетел, к лицу его приник,

Дхнул жизнь в него, взвился с своей добычей

                                                                   смрадной

И бросил труп живой в гортань геенны гладной…

Два следующих стихотворения вызвали серьезные вопросы – а они-то тут при чем? Как связаны с сюжетом цикла?

Чисто политическая “Мирская власть” говорит о часовых, поставленных возле креста, чтобы не “пускать” сюда “простой народ”: