Дикая собака - Пекка Юнтти

Поступок Койвистонпяя, должно быть, был тогда сенсационной новостью в деревнях. Люди пугали друг друга, преувеличивая произошедшее. Они жили настоящей, полной жизнью, были уверены в том, что переживают самые важные события в мировой истории.

Теперь каждый из них мертв. Что от них осталось? Пожелтевшие газетные статьи. Всего лишь несколько второстепенных строк истории, которые мало кто помнит. Печаль возвращается в избу, берет за горло и сжимает.

Опорожняю кружку одним глотком и глажу кончиком пальца шероховатую поверхность газетной вырезки. К то-то нарисовал карандашом в верхнем углу статьи розу, под которой написано спасибо.

Август 2009

Ласточки планировали над выжженным солнцем двором, словно сражающиеся эсминцы. Армия жаждущих крови оводов преследовала автомобиль, кружась за окном. Четыре бородавочника в рубашках без рукавов сидели за столом бара перед входом и глотали пиво. По крайней мере один из них принимал участие в весенней лыжной гонке, где первое место досталось Наноку.

Аава вернулась на свою работу в Рауту и теперь разносила выпивку местным денатуратным алкоголикам и тем редким рыбакам, которые прибыли в Каараннес ловить благородную рыбу. Я готовился к походу в кайру. В рюкзак было упаковано все, кроме средства от комаров, которое я в спешке забыл на столе. Решил зайти в бар и купить, потому что без средств от насекомых лес сейчас был кусачим местом. Тучи мошкары буквально съедали живьем. В жару воздух наполняли оводы и мошки. А когда наступал прекрасный вечер, тучей налетали комары. Маленькие, почти незаметные кровососы трудились днем и ночью независимо от погоды. Они ныряли под одежду и жалили.

Я захлопнул дверцу автомобиля. В это же время мимо бара медленно проехала полицейская машина. Бородавочники проводили ее взглядом.

– Дерьмовые фуражечники, – сказал один из них.

Я подошел к двери. Когда полицейская машина скрылась из виду, банда обратила свои взоры на меня. Я сделал вид, словно это не я, кивнул, как обычно делают другие мужчины, и улыбнулся.

– Какого черта ты ухмыляешься, – сказал самый белобрысый из бородавочников и резко встал. Он оказался выше, чем выглядел, сидя за столом. Нелепыми усами с кисточками и косоглазием он напомнил мне бригадира первой смены Нивалайнена, по взгляду которого было невозможно определить, с кем он разговаривал.

– Ты к нам, похоже, зачастил, – произнес усатый, подойдя ближе. – Какой интерес?

Я ничего не ответил, поскольку казалось, что они и так слишком много знали, без дополнительной информации.

– Мне кажется, что ты действительно не понимаешь. Думаю, что тебе неизвестно, как здесь живут. Таких надо учить, – пробормотал он и толкнул меня в грудь обеими руками.

Я пошатнулся и запнулся о зеленый рыболовный садок, выставленный на крыльце для продажи. При падении ударился затылком о стойку, с которой посыпались на мою голову мешочки с огородными семенами.

– Оставь Щенка в покое, – послышался знакомый голос с парковки. Пестун с угрюмым видом прошагал через двор, нехотя вскарабкался на крыльцо и кивком позвал меня с собой. Я встал, усатый посторонился. Мы вошли в бар. За стойкой бармен, смахивающий на тюленя, нагло ухмылялся. Его кожа блестела от пота. Бармен был явно доволен, став свидетелем приятной сцены. Как это знакомо. Рядом с бородавочниками всегда находятся убогие, которые наслаждаются тем, что кто-то унижен больше, чем они. Пестун поставил на поднос две кофейные чашки, положил рядом осклизшие булочки и заплатил.

– Не выпить ли кофе?

В баре было душно, пахло сардельками и мазутом. Мы были единственными посетителями в зале. Сели у окна друг напротив друга. Хотел бы я сидеть на месте Пестуна, спиной к стене, но он успел выбрать первым. Теперь я был вынужден все время подглядывать, откуда планируется следующее нападение и с каким вооружением.

Пестун указал на поднос. Я взял кофе и тарелку с булочкой, поблагодарил.

– Да не стоит.

– Что за печаль у этого? – спросил я, кивнув в сторону окна. Усатый сворачивал самокрутку, смачно облизывая языком.

Пестун открыл рот, словно собираясь сказать что-то, но не произнес ни слова. Пили кофе в тишине, дольше, чем могли выдержать мои нервы. Я вытащил телефон из кармана, посмотрел, не было ли звонков или сообщений, одновременно уточнил время и часовой пояс.

14.35 + 2 Хельсинки.

Бородавочники во дворе, казалось, упаковывались в свои автомобили. Превосходно, я мог бы исчезнуть тут же.

– Он убил оленей, – сказал Пестун, и я вздрогнул так, что пролил кофе на стол. Почувствовал комок в животе. Они действительно знали абсолютно все.

– Где? – спросил я, вытирая стол бумагой и пытаясь казаться уравновешенным.

– На южной окраине, у ручья золотой долины.

– Понятно!

– Что?

– Нет, ничего. Просто думал, или…

– Семь олених остались без оленят, – произнес Пестун, и я не услышал в его голосе возмущения. Он просто констатировал факт.

– Мне очень жаль. Не покажешь ли мне место? Попытаюсь поймать его.

– Ага, спотыкнешься еще раз о садок. Его там уже нет.

– Но где?

– Если бы кто-то знал, разве шкура не была бы уже содрана?

Понял. Они охотились на него изо всех сил. Поэтому не хотели моего участия.

– Нанок теперь мой. Я заплачу за этих оленят.

Пестун взглянул на меня и ухмыльнулся. Мой телефон загудел. Это была Аава.

Привет. Удалось вырваться с работы.:) Зайди, прежде чем уедешь.

Я смотрел на экран и кипел внутри. Там самка звала меня к себе. Ответил немедленно.

Вероятно, не успею. Пью кофе с одним оленеводом. Нанок убил оленят. Надо выяснить.

Вот, черт. Ты получил бы послеобеденный чай и сочувствие.:) С кем ты сейчас?

:) Его зовут Оута… Не помню фамилию.

Мои соболезнования!

Лучше, если бы я был там.:)

Положил трубку. Улыбнулся. Пестун уставился на меня с каким-то странным выражением.

– Не Аава ли это, – произнес он, скорее констатируя, чем спрашивая.

– Ага. Как угадал?

– Деревни маленькие.

– Ты ее знаешь?

– Это моя дочь, – тихо сказал Пестун и помешал ложкой в чашке, хотя кофе был уже выпит. Подсунув под кофейную чашку салфетку, он положил рядом ложку. Потом встал из-за стола, кивнул и вышел.

Я обернулся посмотреть, как он уходит. Бармен-тюлень сидел за стойкой, погруженный в свои мысли.

Через окно я видел, как Пестун подошел к своей машине в конце двора, сел в нее, хлопнув дверью, и вырулил на дорогу. Он ехал, склонившись вперед, словно был вынужден высматривать дорогу.

Вот он, отец Аавы. Оута.

Угрюмый Пестун.

Сумасшедший пьяница.

Отец, обменявший пони дочки на северного оленя.

Выродок, солгавший дочери о ее больной матери.

Мужик, который