Тиран Рима - Саймон Скэрроу

Зимой в этих домах пробирал холод до костей, летом – невыносимая духота, а воздух вечно пропитан вонью людских тел, тухлой едой и особенно сильно – кислым смрадом кожевни, что сливала отходы прямо на улицу.

Когда Катон и его сопровождающие наконец пробились через лабиринт улиц, солнце уже стояло высоко. Перед ними вырастали главные ворота лагеря. С обеих сторон тянулась двухэтажная стена – задние фасады казарм, образующих периметр плаца. На нижнем уровне не было ни одной двери, а выше виднелись крошечные окна, закрытые ставнями. У подножия стены громоздились кучи мусора, а штукатурка была испещрена народным творчеством – смесь брани, похабных рисунков, хвалебных од и объявлений про ближайшие лавки. Старинные створки ворот держались на ржавых железных петлях. На посту скучали двое солдат. Оба сидели на низких скамейках, прислонившись к стене, пальцы небрежно зацеплены за широкие ремни поверх коричневых туник.

Первым шевельнулся тот, что слева. Услышав топот подошв Катона и преторианцев, он поднялся, пошатываясь, и нечаянно опрокинул кувшин у ног. Красное вино потекло по булыжникам, извиваясь тонкой струйкой. Его напарник даже не пошевелился – продолжал храпеть, разинув рот.

Катон сделал знак опциону остановить отряд перед воротами и сам подошёл к стоявшему солдату. Тот, отчаянно стараясь не шататься, попытался принять стойку «смирно» и уставился прямо перед собой.

- Какого, к фуриям, рожна ты тут изображаешь? – рявкнул Катон.

Солдат нахмурился.

- Господин?

- Ты что, на карауле стоишь? - Катон шагнул ближе, так что между их лицами осталось не больше локтя. От легионера несло кислым вином, будто он с утра купался в бочке.

- Д…д... да, господин.

- Тогда какого хрена ты не подал сигнал?

- Сигнал?.. - Солдат метнулся взглядом к Катону.

- Не на меня пялься, идиот! Прямо смотри! Отвечай на вопрос!

- Нам… нам не выдавали никаких паролей, господин. Сказали просто не пускать гражданских. Вот и всё. Пока не сменят.

- Ну, я тебя сейчас сменю. Стой смирно, будь ты проклят!

Катон развернулся, подошёл ко второму часовому, поднял ногу и с размаху врезал тому калигой под лавку. Тот грохнулся на землю, завопил от боли и ярости, вскочил, сжав кулаки, и, щурясь, попытался вмазать Катону по голове. Удар вышел вялый – Катон отбил его левой рукой и тут же ткнул кулаком в нос. Солдат отшатнулся, захлебнувшись ругательством, кровь хлынула из ноздрей.

Катон обернулся к первому.

- Оба вы – отстранены и арестованы. Берёшь этого пьяного ублюдка и идёшь прямиком в караулку. Доложишь дежурному, чтобы запер вас в карцер.

Солдат замялся. Катон ткнул в него пальцем.

- Живо выполняй, иначе пожалеешь, что родился!

- Так точно, господин! - тот кинулся подхватывать приятеля.

Катон повернулся к преторианцам и указал на двоих ближайших.

- Вы двое – остаётесь здесь, пока не поступят новые приказы. Остальные – за мной.

Отряд прошёл через ворота и оказался на огромном плацу, примерно в сотню шагов длиной и шириной, прикинул Катон. Порядка здесь было лишь чуть больше, чем снаружи. Стены, хоть и чистые от надписей, выглядели убого: побелка облезла, посерела, по ней тянулись полосы грязи и сырости. На дальнем конце центурион проверял строй – солдаты стояли, уперев копья и щиты в землю. По остальному двору бойцы городских когорт сидели группами у казарм: кто развешивал одежду сушиться, кто чинил доспехи или смазывал ремни.

Катон остановил одного солдата и обменялся салютом.

- Где штаб? - коротко спросил он.

- Вон там, господин, - ответил солдат, указывая на угол лагеря, ближе к реке. Там возвышалась приземистая башня – на этаж выше прочих грязных строений комплекса. У подножия – небольшой вход с портиком. Катон направился к нему, преторианцы шагали следом. Он замечал, как за ними оборачивались солдаты, кто с любопытством, кто с опаской.

У входа не было часовых. Катон вошёл внутрь. Вестибюль оказался тесным и тусклым, с узкими окнами, откуда едва сочился свет. У дальней стены тянулась длинная контора, за которой стояли полки, заваленные вощеными табличками, свитками, чернильницами и прочим писарским добром. За стойкой сидели трое писарей, возившихся с бумагами. Один за другим они вскочили, когда Катон и преторианцы вошли внутрь.

- Кто здесь главный? - резко спросил Катон. - Где дежурный офицер?

Один из писарей ответил, вытянувшись по стойке «смирно».

- Центурион Брокх, господин. Он у себя в покоях.

- Он должен быть здесь. Бегом за ним! - Катон приподнял руку, останавливая писаря. - Стой. Где трибун Албаний?

- Трибуна нет, господин.

- Где он тогда?

- Не знаю, господин. Возможно, у себя дома, на Квиринальском холме. Он… эм… не из тех, кто рано встаёт.

В голосе солдата прозвучала лёгкая насмешка, за которой угадывалось неодобрение. Катон прищурился, разглядывая его внимательнее. Либо этот тип имел мужество говорить правду о старшем по званию, либо был склочником. Сразу не поймёшь. Крепкий, лет тридцати с небольшим, коротко остриженный, с грубым шрамом на щеке – вид у него был скорее боевой, чем канцелярский.

- Сколько лет ты служишь в городских когортах, солдат? - спросил Катон.

- Четыре года, господин.

- А до того?

- Десятый легион. Опцион, господин. Ну, был… пока не сцепился с одним зелёным трибуном, который вознамерился вести моих ребят прямо в засаду.

- Понятно, - кивнул Катон, чуть криво усмехнувшись. - Имя?

- Вибий Фульвий, господин.

Он решил позже взглянуть на личное дело этого Фульвия, когда подвернётся минутка. Сейчас были дела поважнее.

- На данный момент старшим здесь считается трибун Албаний, верно? - спросил Катон.

- Так точно, господин.

- Тогда и ему следовало бы быть на месте. Прикажи вызвать его. И ещё – к полудню здесь должны явиться командиры всех трёх когорт и их центурионы.

Фульвий покосился настороженно:

- Есть, господин. Разрешите спросить – от кого исходит приказ?

Катон вынул из-за пояса свиток и поднял его, как оружие.

- По моему. Я новый префект, командующий городскими когортами. Назначен по воле самого Цезаря. Так что передай всем офицерам: если не хотят познакомиться с подошвой моей калиги, пусть будут здесь живее, как только пробьёт третий час.

Когда распоряжение было отдано, Катон отпустил преторианцев и отправился осмотреть своё новое командование.

Башня, как и положено штабу, была приспособлена под всё необходимое. В подвале под охраной хранились денежный сундук, списки личного состава и