Георг Енач - Конрад Фердинанд Мейер

Но было уже поздно. В зал Фемиды ворвалась шумная дикая толпа масок, и пробраться к выходу было невозможно. Енач, впрочем, и не думал об этом больше. Он был потрясен изумительной, словно озаренной внутренним разрушительным огнем красотой своей невесты и увел ее от толпы масок в глубь зала, в оконную нишу. Но, ведя за собою компанию, чудовищная медведица с граубюнденскими гербами на щите тяжело подошла к нему, протянула ему правую лапу и заревела:

– Я – граубюнденская республика и хочу сделать тур с моим героем!

– От этого я отказаться не могу, хотя и неохотно оставляю мою даму, – сказал Енач и протянул медведице руку.

Она взяла ее обеими лапами и сжала изо всех своих сил. В тот же миг остальные маски окружили его плотным кольцом, и засверкали обнаженные мечи.

Лукреция протеснилась к нему с левой стороны, пытаясь заслонить его собою. Но она никакого оружия вложить в его руку не могла. Над своим ухом она услышала голос Рудольфа.

– За честь Планта, Лукреция! – шепнул он ей.

Повернув к нему голову, она увидела, что его острый испанский кинжал ищет опасного места между плеч Георга. Енач, отбиваясь от убийц, увлек ее за собою к столу, с которого схватил свободной левой рукой тяжелый железный канделябр и стал отражать им падавшие на него удары.

Перед глазами ее сверкнул высоко поднятый топор. Она увидела своего верного Лукку, без маски, с обнаженной головой, со всего размаху опускавшего старый топор на бледную голову Рудольфа с криком: «Прочь, негодяй, это не для твоих рук дело!» И, отбросив в сторону умирающего, оттеснил назад Лукрецию и остановился с поднятым топором перед Еначем. Уже истекая кровью, Енач в слепой ярости размахнулся железным канделябром о седую голову. Старик беззвучно упал к ногам Лукреции. Она наклонилась над ним, и он с гаснущим взглядом вложил окровавленный топор в ее руки. Это был тот топор, который поразил Помпеуса Планта. Она выпрямилась с безысходным отчаянием и увидела Енача, окруженного наемными убийцами, окровавленного и беззащитного. Тогда она, как во сне, обеими руками подняла завещанное ей оружие и, размахнувшись, опустила его на дорогую голову. Руки Енача безжизненно повисли, он с безграничной любовью взглянул на стоявшую перед ним женщину, лицо его зажглось мрачным торжеством, и он тяжело грохнулся на пол.

Когда Лукреция пришла в себя, она стояла уже на коленях подле мертвого Енача. Голова его лежала на ее коленях. Комната была пуста. С догоравших восковых свечей в люстре падали на ее шею и лоб жгучие капли. Подле нее стоял Панкратий, за дверьми Фауш, рыдая, рассказывал Вазеру о случившемся.

Покорно, как дитя, пошла Лукреция за уводившим ее Панкратием. Подле мертвого Енача остался Вазер.

Он недолго был один. Когда смятение несколько улеглось, собрались все виднейшие представители города и горестно оплакивали величайшего человека Граубюндена, спасшего и возродившего родину.

Решили не привлекать к суду виновников его смерти, в которых видели орудие неизбежного рока. Кровь его не должна была быть поводом к новым партийным распрям и междоусобию. Он и сам бы этого не захотел. Но решено было похоронить его с невиданными еще, отвечающими его заслугам перед родиной почестями.