Томек на Аляске - Мацей Дудзяк

— И я надеюсь, что это еще долго не изменится. — Салли[113] протяжно зевнула.

Красный Орёл впервые за долгое время почти незаметно улыбнулся и продолжил:

— Интересно разделение общества тлинкитов на основной клан, называемый наа, который восходит к общему предку, совместному хозяйству и истории группы. У каждого наа есть свой тотем, подробно описывающий историю группы, общего предка и важнейшие события из жизни клана. Меньшие семейные группы образуют хит, то есть многопоколенные семьи. — Навахо подбросил в костер вязанку хвороста, и тот вспыхнул с новой силой. — Я довольно хорошо узнал многие группы индейцев не только Аляски, но и северной Канады, когда работал на правительство. Не знаю, не счел бы меня Чёрная Молния предателем…

— У моего брата великое сердце и глубокие познания о своем народе, а вождь апачей был мудрым человеком и, несомненно, никогда бы так не подумал о Красном Орле, — убеждал его Томек.

— Верно! Батюшка мой говаривал: уж если попал в воронью стаю, так и каркай, как они! — прокомментировал Новицкий.

При этих словах Красный Орёл снова улыбнулся.

— Мои братья знают, какими словами прогнать дурные мысли, — с облегчением произнес навахо.

— Мы не только так говорим, но, прежде всего, так думаем! Правда, Тадек?

— А как же! — подтвердил моряк и, указав на Салли, добавил: — Не знаю, как вы, молодёжь, а я после сегодняшней тряски по этим ухабам вымотался и иду спать. Тем более что наша синичка уже давно улетела в страну безмятежных снов.

Томек с нежностью улыбнулся, глядя на жену, укутанную в мягкий мех северных лисиц. На другом конце хижины, зарывшись в несколько пестрых одеял, похрапывал Ярош.

— Действительно, пора на покой.

Вскоре теплое нутро хижины наполнилось глубоким дыханием спящих путешественников.

Томек снова не мог уснуть. Он долго всматривался в полумрак. Внезапно на противоположной стороне хижины он различил знакомый силуэт. Это был Красный Орёл.

— Мой брат… — хотел было спросить он, но навахо решительным движением приложил палец к губам, давая понять, что нужно соблюдать тишину. Кивком головы он указал на выход.

Снаружи царила тьма, освещенная лишь в нескольких местах горящими кострами. Томек заметил несколько собак, греющихся у огня, которые из-под полуприкрытых век внимательно за ними наблюдали. Однако, не почуяв угрозы, они после короткого наблюдения вновь погрузились в чуткую дрему.

Навахо шел уверенно и быстро. Лишь через несколько десятков шагов он остановился и обернулся к Томеку.

— Мой брат, верно, удивлен и озадачен, почему Красный Орёл крадется ночью, словно вор? — спросил он.

— Мне это и в голову не пришло, — ответил Томек. — Но факт! Может ли мой брат открыть цель этой прогулки в столь странный час?

— Красный Орёл, несмотря на годы, проведенные среди белых, никогда не переставал быть навахо. Мой брат поймет это, когда увидит сам, — серьезно ответил индеец.

Только теперь Томек сообразил, что они стоят перед входом в небольшую хижину, стоявшую чуть поодаль. Они вошли внутрь. Там, в очаге, обложенном камнями, тлело несколько поленьев, давая слабое пламя.

Красный Орёл сел, скрестив ноги. Томек последовал его примеру. Некоторое время царила ничем не нарушаемая тишина. Навахо потянулся к узелку, который прятал за полой куртки. Он начал шептать. Слова плыли по всему помещению. Внезапно навахо одним движением бросил щепотку чего-то из зажатой ладони в тлеющий огонь. Яркое пламя озарило все пространство. Томек ощутил сладкий аромат горящих трав. Ему показалось, что тесное помещение раздалось во все стороны, а фигура Красного Орла выросла по меньшей мере на голову.

— Навахо верят, что все несчастья — результат нарушения равновесия, в котором пребывает мир. Во всей вселенной царит порядок, который нарушается из-за умышленных действий злых духов и людей. Все зло этого мира — следствие возникшей дисгармонии, — говорил Орёл низким, хриплым голосом, а Томеку казалось, что тени, мерцавшие за его спиной на стене, преобразились в две фигуры, которые, словно борющиеся змеи, сплелись в смертельной схватке.

Навахо бросил еще одну горсть трав, и пламя на мгновение взметнулось почти до потолка. Он все шептал, то повышая, то понижая голос, нараспев произнося слова молитвы. Томек смотрел то на Орла, то на борьбу теней за его спиной. Аромат, витавший в хижине, раздражал веки, но не давал их закрыть.

Внезапно огонь поник. Тени уменьшились и через мгновение совсем исчезли. Навахо открыл глаза и произнес:

— Мир вокруг нас полон разлада. Ближайшие дни покажут, вняли ли духи моим просьбам.

Томек с пониманием кивнул, хотя и не был до конца уверен, чему стал свидетелем и в чем участвовал. Однако, зная индейский этикет, он понимал, что не стоит об этом спрашивать, если Красный Орёл сам не захочет говорить.

— Пойдем спать. Нас ждет трудный день, — сказал навахо.

***

Бледный рассвет поднял всех на ноги — со стороны озера нарастал шум. С остатками сна на веках они выскочили из хижины. Большинство жителей деревни сделали то же самое. Толпа на берегу с каждой минутой росла, вглядываясь в вереницу каноэ, скользящих по тихой глади озера.

Томек разглядел в толпе Идущего-Днём и его сына Чёрную Птицу. Они стояли рядом с мужчиной среднего роста, выделявшимся на фоне остальных своим нарядом — длинным, сотканным из геометрических узоров пледом, плотно окутывавшим всю фигуру. Салли тут же обратила внимание на необычайно красочную и самобытную одежду всех местных жителей.

— Это местный аанкхааву, — сказал Красный Орёл, легонько потянув Томека за рукав кожаной куртки.

— Кто? — с любопытством переспросил Вильмовский.

— Аанкхааву. Местный вождь.

Томек понимающе кивнул. Но времени на долгие разговоры не было, ибо чем ближе подплывали лодки, тем яснее становилось, что произошло. Их пассажиры спаслись от пожара. Лица их были перемазаны сажей и копотью, одежда обгорела, и ее лохмотья уныло свисали. Дети плакали все громче, и этот звук разливался по берегу озера, заполняя всю деревню.

Видя, что происходит, все бросились на помощь. Мужчины, старики, женщины и даже подростки — все вбегали в холодную воду озера, чтобы вытащить несчастных на берег. Аанкхааву руководил всем, сильным, почти металлическим голосом отдавая приказы. Раненых и тех, кто пострадал сильнее, вносили в одну из хижин, а продрогших и напуганных — в остальные.

Томек смотрел на погорельцев расширенными зрачками. На мгновение все стало происходить словно в замедленной съемке. Плач детей и причитания женщин, Новицкий, с перекошенным от натуги лицом